— Для какого вида товаров предназначен твой корабль?Турир стал рассказывать о своих планах, о том, что морская торговля станет в будущем прибыльным делом. Он говорил с большой страстью, и Торберг во все глаза смотрел на него, впервые видя его увлеченным чем-то.— Я рад тому, — сказал он, когда Турир замолчал, — что мой корабль будет использован в деле, которое тебе по сердцу.— Твой корабль? — сказал Турир, изумленно взглянув на него. — Корабль считается моим, даже если ты и построил его!Торберг усмехнулся.— Разве твой сын становится не твоим, когда ты отдаешь его кормилице? — сказал он.Турир почувствовал себя так, словно его ударили из-за угла.Он тут же представил себе маленькое, сморщенное личико, сжатые кулачки — сына, которого дала ему Раннвейг и которого он отослал прочь.Торберг же неправильно истолковал тень, набежавшую на его лицо.— Тебе не нравится, что я говорю о своих кораблях? — спросил он.— Я подумал о другом, — коротко ответил Турир.Торберг внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. И тогда Турир сказал:— У меня есть сын, которого я отослал кормилице, об этом я и подумал.— У меня самого много таких, — сказал Торберг. — Оса, моя жена, не любит, когда я привожу в дом детей от моих любовниц.— Я говорю не о ребенке любовницы.— Почему же тогда ты отослал его прочь?— Его мать умерла, когда он родился.Некоторое время Торберг сидел молча, заметив суровую горечь на лице Турира.— В мире много женщин, Турир, — сказал он наконец.— Я знаю, — ответил Турир. — Но ты можешь оставить их себе.Торбергу трудно было понять, что мужчина может быть привязан к одной женщине. Разумеется, он сам был женат, и он любил свою Осу; она была такой домашней и уютной, и он всегда возвращался к ней. Но ей приходилось мириться с его любовными похождениями. Первые годы были для нее горькими; и однажды она бросила ему в лицо слова: если бы он отдавал ей столько, сколько он отдает своим кораблям, она позволила бы ему спать с девчонками в каждой деревне. Но он только пожал плечами и сказал: «Ты думаешь?», и больше не возвращался к этому разговору. И в конце концов она успокоилась.Теперь, находясь в Эгга, он уговорил одну из девушек делить с ним постель; она была молодой, красивой и своенравной, и он был очень доволен ею.Торберг покачал головой, ему показалось, что Турир ведет себя глупо.— Раз уж ты так тяжело это переживаешь, — сказал он, — то самое лучшее для тебя — забыть на некоторое время о бабах. Постепенно ты придешь в себя, а пока займись чем-нибудь другим. Похоже, тебя интересует торговля. Почему бы тебе не потратить время и силы на это? Это даст тебе пищу для размышлений. И к тому времени, как у тебя снова появится интерес к женщинам, ты разбогатеешь…Турир засмеялся — добродушно, но с оттенком горечи.— У тебя же есть сын, — продолжал Торберг, — значит, есть для кого стараться!Турир не нашел, что ответить. Ему следовало обдумать слова Торберга. Ему нужен был какой-то толчок извне, чтобы начать заниматься торговлей. Что же касается мальчика… Если он почувствует, что может что-то сделать для сына Раннвейг, тогда, возможно, ему удастся побороть в себе мучительное чувство того, что он поступил с ним несправедливо — чувство, не покидавшее его с момента разговора с Сигрид.— Стоит попробовать, — наконец сказал он.— Турир! — вдруг весело произнес Торберг, и в голосе его послышалось воодушевление. — Этот молоток, который дал тебе ярл, в самом деле лучшего сорта! А дома у меня лежит пара форштевней, подобных которым не сыщешь; я хотел использовать их для своего собственного корабля. Если хочешь, я могу послать за ними…— Я буду только рад, — сказал Турир. — Но ты можешь и не использовать их, если передумаешь.— Наверное, я никогда не соберусь строить для себя, я слишком много строю для других. Но тебе придется пообещать предоставить мне еще больше свободы, чем прежде.— Ты волен строить, как считаешь нужным, — сказал Турир. — Я знаю, на что ты способен.— У тебя будет красивейший корабль из всех, которые только плавали по морю!Глаза Торберга сияли, и Туриру стало передаваться его воодушевление. И в нем появилось что-то от его прежней гибкой подвижности, когда он, некоторое время спустя, отплыл с Торбергом в Эгга. *** Наступила середина лета. Эльвир, Турир и часть работников занимались во дворе боевыми играми, когда прискакал Блотульф Кетильссон из Гьеврана и четверо его парней.— Интересно, что им нужно… — сказал Эльвир, удивленно посматривая на его грозных сопровождающих.— Вид у него не особенно радостный, — сказал Турир. И это в самом деле было так: лицо Блотульфа напоминало грозовое небо.Это был человек лет тридцати с лишним, крепкого сложения, но не толстый, с красным лицом и белокурыми волосами. Взгляд его голубых глаз был добродушным, он часто и от души смеялся, но на этот раз между бровями у него пролегла глубокая складка, губы были плотно сжаты.Подъехав прямо к ним, он на ходу соскочил с коня. Рука его потянулась к мечу, и он грозно прорычал:— Скажи мне, где я могу найти того пса, который увивается за моей дочерью?— Мне кажется, ты должен рассказать, о ком идет речь, — спокойно ответил Эльвир.Но Блотульф уже повернулся к Туриру, которого и раньше встречал в Эгга.— Это один из твоих людей, — сказал он, — здоровенный щенок с белобрысым чубом и широкой рожей. Его зовут Финн.— Ты имеешь в виду Финна Харальдссона из Грютея, моего шурина? — сказал Турир.Блотульф опустил меч.— Я не знал, что он твой шурин, — сказал он.Но лицо его опять стало мрачным.— Если он твой шурин, то тебе следует присматривать за ним, чтобы он не позорил дочерей свободных людей!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76