И тут же замер на месте, взглянув на Турира. — Уходите, — сказал он собравшимся. И они ушли, не оглядываясь назад.Турир сидел на полу рядом с Сигрид, согнувшись и закрыв лицо руками.— Сестричка… — повторял он снова и снова, качаясь взад-вперед. Эльвир разорвал сорочку Сигрид, вниз от плеча, чтобы посмотреть, глубока ли рана.— Рана не опасна, — со знанием дела произнес он, чувствуя облегчение. — Если содержать ее в чистоте, все пройдет.— А ты-то сам как? — спросила она.— Об этом не стоит даже говорить, — ответил он.Сигрид чувствовала слабость, боль в плече не унималась. Но она была рада, что никто серьезно не пострадал.«Ребенок… » — подумала она. Но тут же ощутила изнутри толчок — все было в порядке.А Турир…Боль в плече была ничтожной в сравнении с той болью, которую вызывал в ее душе его вид. Она прижала его к себе и стала баюкать как ребенка.— Что случилось, Турир? — прошептала она. — Что-нибудь с Раннвейг?— Она умерла, — всхлипнул он. — Умерла, родив нашего мальчика.— Когда? — спросила Сигрид.— Накануне дня середины зимы.— А мальчик? — сквозь слезы произнесла Сигрид.— Он жив.— Где же он?— Ты думаешь, я хочу иметь дело с мальчишкой, убившим Раннвейг? — воскликнул он. — Кровь… повсюду кровь… Она умерла у меня на руках. Бедная Раннвейг… — Он снова согнулся пополам.— Турир! — сказал Эльвир, склонившись над ним. — Ты в состоянии встать и отправиться в постель?— Я как-никак мужчина… — ответил Турир.Все еще дрожа, он поднялся на ноги. Увидев кровь на тунике Эльвира, он спросил:— Ты сильно ранен?— Всего одна царапина. Мне не видно, что там такое…— Давай, я посмотрю! — сказала Сигрид. Она попыталась разорвать пропитанную кровью одежду, и Эльвир помог ей. Рана была неглубокой: это был просто длинный порез.Турир встал. Опершись на деревянный столб, он смотрел на рану Эльвира. Взгляд его был неподвижен; и Сигрид не знала, видит ли он что-то или просто смотрит в пространство.— Ну и шурин у тебя, — сипло произнес он.
Пришла весна. Проталины на склонах покрылись цветами, на деревьях набухли почки и начали выбрасывать светло-зеленую, пахучую листву. И до позднего вечера звучал голос малиновки, чистый, как флейта, переливчатый, словно вода в весеннем ручье.По небу бежали облака, подгоняемые крепким ветром, качающим деревья, пригибающим к земле кусты. И людям нравилась такая погода.Однажды, отправившись, как она это частенько делала, на один из курганов с чашей пива для усопших, Сигрид застала там Финна Харальдссона, сидящего и смотрящего в сторону Стейнкьера. Турир и на этот раз взял с собой Финна — и тот ходил, как побитая собака, после выходки Турира в зале. Его преданность Туриру была несомненной, и он был одним из немногих, на кого Турир обращал внимание.— Кто лежит в этом кургане? — спросил он, когда Сигрид поставила чашу на землю.— Эти курганы, что над домами, довольно старые, — сказала Сигрид, — в этом кургане должен лежать один из предков Эльвира, которого звали Тронд и который жил до прихода Харальда Прекрасноволосого… — Она замолчала, потом продолжала: — Ты так тяжело переживаешь смерть Раннвейг…— Для Турира это еще тяжелее, — ответил он. — Когда мы вернулись осенью домой, они были неразлучны.— Твой отец был рад тому, что Раннвейг вышла замуж?— Рад? — в голосе его прозвучало презрение. — Он был рассержен тем, что ему пришлось вернуть Туриру все, что тот дал ему. Он даже не пригласил их в гости, старый хрыч.— В этом нет ничего удивительного, потому что она была любовницей Турира и ждала от него ребенка.— Они не придавали этому никакого значения. Ты был видела их лица, когда он нес ее на руках на свой корабль!Сигрид хотела уйти, но Финн остановил ее.— Вы не должны осуждать Турира, — сказал он. — Он столько пережил в эту зиму. Я видел все собственными глазами, находясь в Бьяркее.Сигрид внимательно посмотрела на него.— Ты единственный сын в доме, — сказала она. — Разве родители не нуждаются в тебе?— Отец всегда делал из меня дурака, — ответил Финн, — говорил, что я корчу из себя знатного, занимаясь военными играми и постоянно тренируясь. И после того, как Раннвейг вышла замуж, стало еще хуже. Я постоянно слышал о том, что смогу выдвинуться лишь благодаря родству с Туриром Собакой. Поэтому я и уплыл в Бьяркей на лодке, а потом перебрался сюда.— Турир пьянствовал всю зиму? — спросила Сигрид.— Он не был трезв с того дня, как это произошло, — ответил Финн. — Каждый вечер я укладывал его в постель.— Ты очень добр, Финн, — сказала Сигрид и вдруг спросила: — На кого похож мальчик?— Трудно сказать. Мне кажется, все новорожденные одинаково безобразны.Сигрид усмехнулась.— Не забудь, что это пиво для Тронда, а не для тебя! — предупредила она его и ушла.
Она медленно шла к дому, сорвав по дороге веточку с распускающимися, клейкими листочками. Она думала о ребенке, которого вынашивала, и ей не верилось, в каком отчаянии она была ровно год назад. На этот раз при одной только мысли о том, что это ребенок Эльвира, шаги ее становились легче, а сопутствующие беременности неудобства превращались в радость. И, чувствуя шевеленье ребенка, этой новой жизни, порожденной их взаимной любовью, она теряла голову от счастья и от сознания того, что это Эльвир живет в ней.Проталины на склоне холма казались ей глазами ребенка. Пробивающаяся из-под снега трава напоминала ей о зародившейся в ней самой жизни, и она впервые заметила, как прекрасна нежная, мягкая, распускающаяся на деревьях листва, такая же ранимая в своей мягкости, как дитя в ее чреве.Она чувствовала нежность ко всему, что жило и росло. И это еще больше привязывало ее к маленькому Грьетгарду, компенсируя тот холод и ту ненависть, которые она испытывала к нему прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76