— Теперь надо подвергнуть допросу Аталу, — продолжал председатель, когда закрылась дверь за Абаной.За Аталой недалеко было ходить, так как она жила во дворце, в женском доме, и через несколько минут прекрасная девушка стояла перед судом.— Атала, дочь Таинахтты, вождя воинов гарнизона! — торжественно обратился к ней председатель. — Отвечай истинную правду на все вопросы, которые будут заданы тебе перед лицом великого Озириса. Что тебе известно по делу об убиении дочери троянского царя Приама Лаодики?Атала стояла спокойно, но лихорадочный блеск ее глаз обнаруживал внутреннюю тревогу. Она молчала, нервно сжимая руки.— Отвечай на вопрос, — подтвердил Монтуемтауи.— Я узнала о смерти Лаодики только утром, — отвечала девушка глухо.— Может быть… А ночью ты не была в ее опочивальне?— Нет, я спала.Председатель показал допрашиваемой роковой меч.— Тебе знакомо это оружие? — спросил он.— Да, я видела его в руках смотрителя дома, Бокакамона, в утро смерти Лаодики.— А прежде этот меч не был у тебя в руках?— Никогда не был.— Введите сюда Абану, сына Аамеса, для очной ставки, — обратился председатель к писцам.При этих словах на прелестном лице девушки выразился ужас.Ввели Абану. Трудно изобразить взгляд, которым моментально обменялись допрашиваемые: столько в глазах каждого было тревоги и взаимного недоверия.— Атала, — сказал председатель, — Абана показывает, что он подарил тебе этот меч. Как же ты утверждаешь, будто он никогда не был у тебя в руках? Абана! Ты подтверждаешь свое показание?— Подтверждаю, — был ответ.— Атала! Говори правду, — настаивал председатель, — великий Озирис обнаружил твою ложь.— Да… Он подарил мне свой меч— чуть прошептала девушка.— На какое употребление?— Так… мне понравился меч.— А что ты с ним сделала?— Ничего… Его у меня украли…— Ты говоришь ложь! — возвысил голос председатель. — В ночь убийства Лаодики видели, как ты вышла из ее опочивальни и зарыла меч в саду под кустом лотоса.Как громом поразили эти слова прелестное создание. Она зашаталась и упала на колени.— О великая Сохет! Ты покарала меня!… Вселюбящая Гатор, спаси меня!… Любовь заставила меня сделать это. Я так любила Пентаура, а он изменил мне для Лаодики… Великая Гатор! Во имя твое я это сделала. Чужая девушка похитила у меня любовь и душу царевича… О боги!Так рыдала Атала, предаваясь отчаянию. Но председатель продолжал допрос.— Для чего же ты взяла его меч, когда могла убить твою жертву и простым острым ножом? — спросил он.— О, великие боги! — рыдала девушка. — Я взяла этот меч потому, что Абана говорил, что острие его ядовито, и от одной царапины человек может умереть, не вскрикнув. А простой нож… о великая Гатор, зачем ты отступилась от меня?Но вдруг она вскочила на ноги. Какая-то новая мысль внезапно озарила ее.— Я должна была убить ее! — заговорила она особенно страстно. — Я убила ее, чтобы спасти от смерти его святейшество, фараона Рамзеса.Председатель даже приподнялся на своем сидении. Тревога охватила остальных судей.— Спасти от смерти его святейшество, фараона Рамзеса, сына Аммона-Ра! — почти шепотом проговорил Монтуемтауи. — Что ты сказала, несчастная!— Я сказала правду, — отвечала Атала, дрожа всем телом. — Они решились погубить его святейшество!— Они, ты говоришь? Кто они?— Царица Тиа, царевич Пентаур, Лаодика.— Остановись, несчастная! — тихо, но с силой сказал председатель. — Хула на его святейшество, на царицу, на наследника престола!— Да, да, да! — точно в исступлении твердила убийца Лаодики. — Царица, царевич, Лаодика, Бокакамон, Пенхи, Адирома, Ири… все, все!Можно было подумать, что она лишилась рассудка, что она говорит в бреду. Между тем она продолжала с прежней страстностью:— Лаодика… Ее полюбил Пентаур и бросил меня… Ее полюбил и его святейшество, фараон, и хотел взять на свое ложе, в жены… Она была чаровница — околдовала всех злыми чарами. Они велели ей лишить жизни его святейшество, когда бы он взял ее на свое ложе… Я это знала, я знаю все — и я убила ее, чтобы спасти фараона.Дело принимало оборот, которого никто не ожидал, и замять его было невозможно.— Безумная! — воскликнул председатель. — Чем ты подтвердишь твой ужасный извет?— Я еще не все сказала… Спрашивайте их… Я еще многое скажу…Атала не могла больше говорить — она лишилась чувств. XXII. НАПАЛИ НА СЛЕД Когда Атала пришла несколько в себя, то продолжение допроса оказалось немыслимо.Поддерживаемая одним из писцов-старичков Маи, она говорила как бы сама с собой, в каком-то горячечном бреду, повторяя бессвязно, и, по-видимому, бессмысленные слова: «восковой фараон»… «боги из воску»… «старый Пенхи сделал восковых богов»… «маленькая Хену»… «Апис глянул в очи Хену»… «воск от свечи богини Сохет»… «жрец Ири дал воск»… «фараона Рамзеса лишат души, а фараон Пентаур меня посадит рядом с собой на престоле»… «Лаодика-чаровница»… «фараон не любит царицу Тию»… «Изида-хеттеянка украла сердце фараона»… «единый бог»… и тому подобное. Но этот болезненный бред ясно обнаруживал, что существует какой-то заговор, и заговор против самого фараона. Дело принимало страшный оборот, и судьи не могли не видеть всей опасности своего положения: они нечаянно открыли чудовище, и это чудовище могло поглотить их самих. Надо было разобраться во всем этом, обдумать, взвесить и решить, что предпринять. Было несомненно, что они ощупью напали на след государственного заговора. Но след этот терялся в безумных словах потрясенной до потери рассудка молодой девушки.Приказав увести ее домой и, отослав под стражу Абану, судьи начали обсуждать положение, в котором они очутились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48