..
— Может быть, вы расскажете мне об этом поподробней, — сказал я. — Если вы не против.
Она рассказала мне все в подробностях. Я слушал, и сначала мне стало не по себе, а потом совсем плохо. Чем дальше я слушал, тем хуже мне становилось.
Он — этот сынок Филдсов — утверждал, что я обкрадывал его отца и мать все время, пока работал на заправочной станции, а потом просто выкинул их из дела, заплатив половину того, что оно стоило. Он говорил, что я угрожал его родителям и все прибрал к рукам, а они были слишком испуганы, чтобы жаловаться. Он сказал — или, точнее, намекнул, — что я фактически убил мистера Филдса, заставляя его выполнять всю тяжелую работу, пока его здоровье не надломилось и он не умер от разрыва сердца. Он сказал, что я планировал сделать то же самое с матерью, но она согласилась на условия, что я ей предложил, и я позволил ей уехать «с совершенно расстроенным здоровьем». Он сказал...
Короче, тут было все, что можно придумать. Самые худшие вещи, которые может представить и сочинить мелкий неудачник из провинциального городка.
Разумеется, это была ложь, от первого до последнего слова. Я работал на этих людей за гроши и согласился бы скорее обокрасть самого себя, чем причинить им какой-нибудь ущерб. Я заплатил миссис Филдс больше, чем смог предложить любой из покупателей, когда она выставила свой бизнес на продажу. Даже делал за миссис Филдс большую часть домашней работы. Заставлял мистера Филдса лежать в постели, ухаживал за ним и выполнял массу других обязанностей. Перед смертью он целый год пролежал в кровати, и она почти не касалась дел, а я...
И теперь этот тип говорил обо мне такие вещи!
Мне стало тошно. Я заботился об этих людях больше, чем о ком бы то ни было на свете. И вот как все повернулось.
Миссис Саммерс коснулась моей руки:
— Не переживайте так, Карл. Я знаю, что вы были очень добры к этим людям, и то, что он о вас говорит, ничего не меняет.
— Знаю, — кивнул я. — Но...
Я рассказал ей, как много я думал о Филдсах и как старался проявить к ним свою заботу. Она сидела, сочувственно вздыхая, и время от времени бормотала что-то вроде «Разумеется» или «Да, я понимаю» и тому подобное.
Очень скоро я обнаружил, что говорю не столько с ней, сколько с самим собой. Я уговаривал сам себя. Потому что я знал, что сделал, но не знал почему. Раньше мне казалось, что я это знаю, но теперь понял, что это не так.
Конечно, он лгал: ложь заключалась в том, как он преподносил факты. Но ложь и правда не так уж далеки друг от друга: можно начать с одного и прийти к другому, а где-то в середине их пути пересекаются.
Можно было сказать, что я втерся в доверие к Филдсам. Они вовсе не нуждались в моей помощи, и, будь они немного помоложе и не так добросердечны, возможно, я и не получил бы эту работу. Можно было сказать, что я принуждал их к тяжелому труду. Два человека могут неплохо жить на доходы от маленькой бензозаправки, а трое — уже не могут. Я старался брать на себя основную часть работы, но все равно им приходилось трудиться больше, чем до меня. Можно было сказать, что я их обкрадывал — одним своим присутствием. Можно было сказать, что я заплатил миссис Филдс слишком маленькую сумму. Потому что все, что у меня было, я получил от них, и для меня это место значило гораздо больше, чем для человека со стороны. Можно было сказать...
Можно было сказать, что я нарочно спланировал все то, что из этого вышло, может быть даже сам не отдавая себе в этом отчета.
Я не был уверен, что этого не сделал. Точно я знал только одно — я боролся за свою жизнь и нашел удачное место, чтобы отсидеться. Я должен был получить то, что у них было. Вопрос стоял так: или я, или они.
Эти шесть лет, которые я провел вместе с ними... Возможно, они были похожи на все остальные годы. Такое же дерьмо. Ничего, чем можно было дорожить или гордиться.
— Карл... Пожалуйста, Карл!
— Все в порядке, — сказал я.
— Вам плохо? Я вижу, что вам плохо. Давайте пойдем в дом, и я приготовлю вам кофе, а потом вы немного полежите в гостиной, пока не...
— Лучше я пойду домой, — сказал я.
Я встал, и она встала вместе со мной. Вид у нее был почти такой же потерянный, как у меня.
— Ах, мне не следовало ничего вам говорить, Карл. Я должна была предвидеть, как сильно это вас расстроит.
— Нет, я совсем не... лучше я пойду, — запротестовал я.
— Я позову Билла. Он вас отвезет.
— Нет, не надо, — запротестовал я. — Мне... мне надо немного прогуляться.
Она стала меня уговаривать, и выражение лица у нее было такое, словно в любую минуту она готова разрыдаться. Но в конце концов проводила меня до ворот, и я ушел.
Я направился в сторону дома, к Уинроям, чувствуя, что мои глаза жжет под контактными линзами; день уже не казался мне таким погожим и приятным.
Я услышал, как Руфь работает на кухне. Поблизости не было ни души. Я вошел в кухню, достал из шкафчика виски и сделал большой глоток прямо из бутылки. Поставил бутылку обратно в шкафчик и повернулся.
Руфь смотрела на меня. Она вынула руки из раковины и потянулась к полотенцу. Но так и застыла с протянутой рукой. Она взглянула на меня, и ее лицо исказилось, как будто в нее воткнули нож. Схватившись за костыль, она шагнула ко мне. Потом ее руки обвились вокруг меня, и она прижалась ко мне всем телом.
— Карл... милый. Что с тобой?
— Ничего, — сказал я. — Просто немного затошнило.
Я улыбнулся и оттолкнул ее от себя. Слегка шлепнув ее по бедру, начал разговор. Уже спросил: «Где?..» Но я не успел закончить фразу. Я услышал, как по ступенькам крыльца поднимается Фэй, узнал ее твердую и самодовольную походку. Когда открылась входная дверь, я был уже в коридоре.
Я подмигнул ей и кивнул через плечо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55