Римо прислонился к джипу и пожалел, что бросил курить много лет назад.
— Ты удручен, сын мой, — сказал Чиун.
— Да, это местечко действует мне на нервы.
— Я тебя понимаю. Трудно работать в краях, лишенных подлинной красоты.
Солнце поднялось чуть выше, отчего пески заиграли так, словно были из чистого золота.
— Не в этом дело, — уныло произнес Римо. — Меня бесит другое: мы пока что ничего толком не сделали.
— Ничего не сделали? — удивился Чиун. — А кто прошлой ночью убил плохих людей, хотя, конечно, ты не поднял правильно локоть, когда наносил удар. Это, по-твоему, называется ничего не сделать? А те двое у отеля, которые поставили под угрозу безопасность моих драгоценных чемоданов? Ты разобрался с ними — теми методами, которым я тебя научил. Конечно, ты использовал мои приемы не самым удачным образом, но все равно это кое-что да значит. А разве тысячелетняя мудрость — это ничего? Разве золото, полученное в уплату, это ничего? Ты удивляешь меня, Римо. Еще несколько недель в этих местах, и ты поможешь израильтянам решить проблему перенаселения здешних городов.
Римо только хмыкнул.
— Нет, твоя хандра вызвана исключительно уродливостью здешних ландшафтов, — стоял на своем Чиун. — О, где вы, великолепные дворцы прошлого?
Римо смотрел на тучи, которые ползли по горизонту, оставляя за собой мокрый песок пустыни.
— Ты не беспокойся, — усмехнулся Римо. — Смитти сказал, что твои драмы уже высланы.
— Смит — идиот, — буркнул Чиун. — Кончится тем, что мои прекрасные истории окажутся на Северном полюсе. — Помолчав, он добавил: — Впрочем, мы можем вернуться в отель, если хочешь. Прямо сейчас.
Когда к джипу подошла Зава, Чиун пританцовывал вокруг Римо, приговаривая: «Прямо сейчас, сейчас, сейчас!»
— В чем дело? — спросила Зава Римо.
— Он хочет поскорее выяснить, злокачественная или доброкачественная опухоль у Бренды, не потерял ли судья Попинджей свое место из-за разногласий с Мегги Барлоу, а также поможет ли методика лечения наркомании доктора Белтона выздороветь маленькой дочурке миссис Бакстер с тем, чтобы она смогла принять участие в розыгрыше большого скакового приза.
— Что-что?
— Ничего. Он хочет поскорее вернуться в отель.
— Мы не можем отправить его в машине с полицейскими? — осведомилась Зава.
— Если им не вздумается помешать ему смотреть сериал «Пока Земля вертится», то почему бы и нет?
— Что?
— Да ничего. Короче, пусть возвращается в машине с полицейскими.
Римо отвел Чиуна к машине полиции, которая ждала его, и маленький кореец уютно устроился на заднем сиденье, лопоча о том, сколь велик Рэд Рекс, звезда сериала «Пока Земля вертится».
— Ему поистине нет в мире равных, — говорил Чиун, когда за ним закрыли дверцу. — Изумительный лицедей! Я встретил его однажды. В Голливуде. Да, да! Не хотите ли посмотреть его фотографию с дарственной надписью? Он подарил ее мне лично. А я научил его, как двигаться...
Римо и Зава смотрели вслед удаляющейся машине... Двое полицейских, ехавших с Чиуном, повернувшись друг к другу, растерянно спрашивали «Ма? Ма?», пока Чиун не повторил свой монолог еще раз, уже на иврите.
Зава посмотрела на Римо, потом на небо, которое покрылось тучами.
— Похоже, будет дождь, — сказал Римо, — лучше поднять верх у джипа.
Когда они пошли к машине, Зава не спускала глаз с Римо. Ее глаза пытались проникнуть внутрь его, пока они закрепляли брезентовый верх.
Римо показалось, что он кое-что заметил в глубинах ее глаз, но он быстро вспомнил слова Чиуна: «Глаза вовсе не окна души. Они вводят в заблуждение. Истинное окно души — это желудок. Живот. Там начинается жизнь, и там она кончается. Смотри на живот, Римо». Римо, собственно, так и поступил сейчас. Он посмотрел на живот Завы. Его опытный взгляд различил под рубашкой хаки, как сокращаются ее мускулы.
Как только они закрепили брезентовый верх джипа, упали первые крупные капли дождя.
— Гроза идет с юга, — сказала Зава. — Поедем ей навстречу.
Римо завел мотор. Зава села рядом с ним. Они двинулись навстречу грозе. Они проезжали городки, проезжали киббуцы. Они проезжали мимо детей, которые играли в озерцах — залитых водой воронках от бомб. Они проезжали ржавые русские танки с полинявшими египетскими эмблемами. После некоторого молчания Зава сказала:
— Те, на кого я работаю, не видят никаких враждебных действий, направленных на подрыв безопасности вокруг оружия, которым мы, кстати, и не владеем, что бы там ни писал по этому поводу журнал «Тайм». Они не видят в убийствах никакой взаимосвязи. Они уверены, что это просто жертвы маньяка, а значит, этим должна заниматься полиция.
— А вы что по этому поводу думаете? — осведомился Римо.
— По-моему, они заблуждаются, — медленно отвечала Зава. — Я чувствую, как вокруг нас сгущаются тучи. Опасность. Я чувствую, как у нас на шее затягивается петля. — Она помолчала, потом быстро добавила: — Но мое начальство не доверяет смутным ощущениям. Они хотят встретиться с вами и выслушать ваше мнение.
— Нет уж, увольте, — сказал Римо. — Я человек необщительный и застенчивый.
— И я вас об этом тоже прошу, — сказала Зава. — Мне ведь кажется, что вы прибыли сюда, чтобы действительно помочь нам всем. Поверьте мне, Римо, я работаю ни на военных, ни на разведку.
— Серьезно?
— Я работаю на «Захер лахурбан».
— А что это такое?
— Это агентство, которое ведает безопасностью ядерных объектов. Название в переводе означает: «Помните о разрушенном храме». Первые два храма евреев были разрушены до основания, оставив нас без дома. Для нас Израиль — последний храм, последний оплот.
Римо свернул на обочину и остановил машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44