Жильнорман, как все здоровые старики просыпавшийся спозаранку, услыхал,
что Мариус приехал, и, насколько это позволяли его старые ноги, поспешил в
зобраться по лестнице в помещение под крышей, где жил Мариус, чтобы расце
ловать внука, а заодно попытаться расспросить и разузнать, где же он был.

Но юноше понадобилось меньше времени на то, чтобы спуститься вниз, нежел
и восьмидесятилетнему старцу, чтобы подняться наверх. И когда дедушка Жи
льнорман вошел в мансарду, Мариуса там уже не было.
Постель оставалась неразобранной, а на ней безмятежно покоились сюртук
и черная ленточка.
Ч Тем лучше, Ч сказал Жильнорман и проследовал в гостиную, где уже восс
едала мадмуазель Жильнорман Ч старшая, вышивавшая свои экипажные коле
са.
Он вошел ликуя.
Держа в одной руке сюртук, а в другой черную нашейную ленточку Мариуса, Жи
льнорман воскликнул:
Ч Победа! Теперь мы откроем тайну! Проникнем в святая святых, прощупаем н
ашего молчальника, узнаем все его шашни! Мы у самых истоков романа. У меня
портрет!
Действительно, на ленточке висел футлярчик из черной шагреневой кожи, на
поминавший медальон.
Старик взял футляр и некоторое время, не раскрывая, глядел на него тем сла
дострастным, восхищенным и гневным взглядом, каким голодный смотрит на в
кусный обед, проносимый у него, бедняги, перед носом, но не для него предна
значенный.
Ч Совершенно очевидно, что там портрет. Мне ли этого не знать? Предметы п
одобного рода бережно носят у самого сердца. Ну что за болваны! Наверное, к
акая-нибудь потаскушка, от которой в дрожь бросает! Нынче у молодежи прес
кверный вкус!
Ч Давайте посмотрим, отец, Ч сказала старая дева.
Футлярчик открывался нажатием пружины. Они не обнаружили в нем ничего, к
роме тщательно сложенной бумажки.
Ч От той же к тому же, Ч с громким хохотом сказал Жильнорман. Ч Я догады
ваюсь, что это такое. Любовная записка!
Ч Ну прочтемте же ее! Ч сказала тетка и надела очки. Затем развернула бу
мажку и прочла следующее:
«Моему сыну. Император пожаловал меня бароном на поле битвы под Ватерлоо
. Реставрация не признает за мной этого титула, который я оплатил своею кр
овью, поэтому его примет и будет носить мой сын. Само собой разумеется, что
он будет достоин его».
Невозможно передать, что почувствовали при этом отец и дочь. На них точно
пахнуло леденящим дыханием смерти. Они не обменялись ни словом. Жильнорм
ан чуть слышно, как бы про себя, прошептал:
Ч Это почерк рубаки.
Тетка подвергла бумажку обследованию, повертела ею и так и сяк, затем пол
ожила обратно в футляр.
В ту же минуту из кармана сюртука Мариуса выпал продолговатый четырехуг
ольный сверточек, завернутый в голубую бумагу. Мадмуазель Жильнорман по
дняла его и развернула голубую бумагу. Это была сотня визитных карточек
Мариуса. Мадмуазель Жильнорман протянула одну из них отцу, и тот прочел: Б
арон Мариус Понмерси.
Старик позвонил. Вошла Николетта. Жильнорман взял ленточку, футляр и сюр
тук и, бросив все на пол посреди гостиной, приказал:
Ч Унесите этот хлам.
Добрый час прошел в глубочайшем молчании. И старик и старая дева сидели, о
твернувшись друг от друга, но каждый, по всей вероятности, думал об одном и
том же. На исходе этого часа тетка Жильнорман промолвила:
Ч Очень мило!
Несколько минут спустя вошел Мариус. Он только что вернулся. Не успел он п
ереступить порог гостиной, как заметил в руке у деда свою визитную карто
чку, а дед, завидев его, тотчас впал в насмешливый, исполненный буржуазног
о высокомерия тон, в котором было нечто уничижающее.
Ч Так, так, так! Ч закричал он. Ч Оказывается, ты теперь барон. Ну. поздрав
ляю тебя. А что это собственно значит?
Ч Это значит, Ч слегка покраснев, ответил Мариус, Ч что я сын своего отц
а.
Жильнорман перестал смеяться и резко сказал:
Ч Твой отец Ч это я.
Ч Мой отец, Ч продолжал Мариус, опустив глаза и храня суровый вид, Ч был
человек скромный, но храбрый, доблестно служивший Республике и Франции,
показавший свое величие в величайших исторических событиях, проживший
четверть века на бивуаке, днем под картечью и пулями, ночью в снегу, в гряз
и и под дождем, человек, получивший двадцать ранений, захвативший два зна
мени и умерший забытым, заброшенным, виновным единственно в том, что слиш
ком сильно любил двух неблагодарных Ч родину и меня!
Это было уж чересчур, Жилънорман не вытерпел. При слове «республика» он в
стал, или, вернее, выпрямился во весь рост. Каждое слово, произносимое Мари
усом, оказывало такое же действие на лицо старого роялиста, как воздушна
я струя кузнечных мехов на горящий уголь. Из темного оно стало красным, из
красного Ч пунцовым, из пунцового Ч багровым.
Ч Мариус! Мерзкий мальчишка! Ч воскликнул он. Ч Я не знаю, каков был тво
й отец! И знать не хочу! Я о нем ничего не знаю и его самого не знаю! Но зато я х
орошо знаю, что все эти люди были негодяи! Голодранцы, убийцы, каторжники,
воры! Все, говорят тебе! Все без исключения! Все! Запомни, Мариус! А ты такой
же барон, как моя туфля! Робеспьеру служили одни грабители! Бу Ч о Ч на Ч
парту Ч одни разбойники! Одни изменники, только и знавшие, что изменять, и
зменять, изменять! Законному своему королю! Одни трусы, бежавшие от прусс
аков и англичан под Ватерлоо! Вот это мне известно. А ежели почтенный ваш р
одитель, чего я до сих пор не знал, Ч принадлежит к их числу… Ну что ж, очен
ь жаль, тем хуже для него!
Теперь наступила очередь Маркуса играть роль угля, а Жильнормана Ч мехо
в. Мариус весь дрожал; он не знал, что делать, голова его пылала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33