– Я… по делу пришёл, товарищ директор.
– Садитесь, – кивнул Доронин на плетёное кресло, но Весельчаков продолжал стоять.
– У меня короткое дело, – сказал он. – Я прошу перевести меня на другой комбинат.
– Что? – Доронин даже привстал от удивления.
– Прошу оформить перевод, – хмурясь, повторил Весельчаков.
– Да что такое произошло?
Весельчаков молчал.
– Сядьте, – настойчиво сказал Доронин. Весельчаков нехотя сел.
– Так что же случилось? – снова спросил Доронин.
– Вы извините меня, – угрюмо сказал Весельчаков. – Сам понимаю, только что прибыл – и вот…
– Погодите, нельзя же так, – прервал его Доронин, твёрдо решивший, что этого человека он с комбината не отпустит. – Вы чем-то недовольны?
Молчание.
– Может быть, квартирные условия? Я обещаю, что в доме, который сейчас строится, вы получите комнату…
Весельчаков нетерпеливо постучал пальцами по подлокотнику кресла.
– Может быть, вас не устраивает заработная плата? Но в путину рыбаки зарабатывают у нас очень большие деньги.
Доронин чувствовал, что его слова бьют мимо цели. При упоминании о деньгах Весельчаков нахмурился, но промолчал. Наконец он поднял голову и твёрдо сказал:
– Я уйду от вас, товарищ Доронин.
Доронин решил сделать последнюю попытку.
– Нельзя же так, товарищ Весельчаков, – сказал он. – Ведь ты коммунист. Давай поговорим откровенно. Не могу же я поверить, что ты хочешь уйти беспричинно?
Весельчаков встал.
– Кончим этот разговор, – сказал он. – Мне и самому… неудобно. Разве я не понимаю… Но только работать у вас не могу. Куда угодно пойду. Пусть на меньший заработок, мне всё равно.
Доронин начал раздражаться:
– Тогда вам придётся поговорить с парторгом. Без его согласия я не могу вас отпустить.
Весельчаков повернулся и пошёл к двери.
– Погодите, Весельчаков, – твёрдо окликнул его Доронин, – я передумал. Я устрою вам перевод.
Весельчаков исподлобья посмотрел на Доронина и вернулся к столу.
– Только прежде чем отпустить вас, – продолжал Доронин, – мне хочется сказать… Я очень верил в вас, Дмитрий Алексеевич. Сам не знаю почему. Там, на пароходе, вы мне сразу понравились. Узнав о том, что вы кандидат партии, я решил во что бы то ни стало заполучить вас к себе на комбинат. Мне казалось, что я не ошибся. Вы первый поддержали меня сегодня на собрании. И теперь вы уходите.
Он замолчал. Весельчаков стоял и крутил пуговицу на своём брезентовом плаще.
– Простите меня, Андрей Семёнович, – тихо сказал он. – Знаю, что виноват. Но только не держите.
– Это не разговор между коммунистами, – вдруг вскипел Доронин. – Вы… вы понимаете, что делаете? Вот вы поддержали сегодня передачу флота колхозам. А теперь в кусты? Что же будут говорить беспартийные? Они скажут: «Ему-то что, он весь комбинат согласится разбазарить, а сам в другое место подастся». Так ведь?
По мере того как Доронин говорил, лицо Весельчакова все более хмурилось. Он покраснел и, оторвав наконец пуговицу, сунул её в карман,
– Есть у. меня причина, – глухо сказал он. – Не хотел говорить… Отец мой, Алексей Весельчаков, тут работает. Пятнадцать лет не видались… И вот…
Этого Доронин никак не ожидал и невольно смутился.
– Ну и что же? – стараясь собраться с мыслями, спросил он.
– Как же вы не понимаете, Андрей Семёнович, – так же глухо продолжал Весельчаков, – ведь я с тринадцати лет по рыбе работаю. Всегда на лучшем счету был. В колхозе, на рыбозаводах… Восемь грамот имею… В правлении колхоза состоял… В прошлом году в партию вступил. А тут приехал – и вдруг такое дело… О родном отце все говорят: рвач, выжига, волком держится… Стыдно мне, перед людьми стыдно, понимаете… Говорил я с ним… ничего не понимает… чужой человек…
Доронин вышел из-за стола и, положив руки на плечи Весельчакова, усадил его в кресло.
– А знаешь, – сказал он, – твой отец – замечательный рыбак. Скажу честно, не будь этого, мы бы давно с ним распрощались. А вот человек он действительно… Скажи, Дмитрий, почему он такой?
– Не знаю… Пятнадцать лет не видались… Мне десять лет было, когда он ушёл. С пути сбился… Деньги его с пути сбили… Вы знаете, мне вот кажется, что в душе он теперь сам себя ненавидит… а признаться не хочет.
Он замолчал.
Доронин подошёл к окну,
– Нет, ты не уйдёшь с комбината, Дмитрий, – медленно, точно раздумывая, сказал он. – Это трусливое решение, недостойное коммуниста. Ты должен работать, работать во всю силу. Пусть твой отец увидит, как работает сын. И пусть ему станет стыдно. И тогда… Посмотрим, что будет тогда.
– Не могу я, – покрутил головой Весельчаков.
– Глупости, Дмитрий! Не имеешь права уходить, не имеешь права. Ты вот что мне скажи: знает кто-нибудь на комбинате, что он твой отец?
– Нет. Говорю, что однофамилец.
– И пусть не знают. Пусть до поры до времени не знают… И он пусть молчит. И работай, Дмитрий. Ну как ты можешь уйти от нас в такое время?
Наступило молчание. Весельчаков встал. Несколько секунд он стоял, смотря себе под ноги.
– Решено? – подходя к нему, спросил Доронин.
– Подумаю, – нехотя ответил Весельчаков.
ГЛАВА XII
Наступила зима. Дикие ветры завыли над Сахалином. Они неслись не с Тихого океана, как летом, а с азиатского материка.
Вьюги запели над островом свои унылые песни. Глубокий снежный покров лёг на землю. Случалось, что за ночь снег засыпал дома до самых крыш…
Море штормило. Днём и ночью оно было покрыто белыми, точно осыпанными снегом гребнями волн.
Японцы боялись сахалинской зимы. Ведь это была настоящая русская зима! Каждый год, как только она наступала, японцы бежали с острова. Тысячи рыбаков, брошенных хозяевами на произвол судьбы, мёрзли в портах, ожидая пароходов в Японию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102