– Здравствуйте, товарищ полковник!
– Вот что значит старый служака, – счастливо улыбаясь и обнимая Доронина, сказал Алексеев. – Сразу заметил. Ну, спасибо, друг, спасибо!
Они вошли в светлую квадратную комнату. У окна стоял письменный стол. Над ним висела большая карта. На столе, рядом с полевым телефоном, были аккуратно разложены бумаги. Около планшета лежали остро очиненные карандаши. Доронин с новой силой ощутил, что он дома, в привычной и строгой атмосфере военного штаба.
Положив руку на плечо Доронину, полковник повёл его в другую комнату, где стояли кровать и небольшой обеденный стол.
Доронину не терпелось начать разговор с Алексеевым. Он хотел рассказать ему о своих трудностях, попросить совета и, главное, помощи, практической помощи.
Но… что-то мешало ему начать этот разговор. Доронин инстинктивно опасался, что Алексеев сразу спросит, почему он, Доронин, ушёл из армии, сочувственно покачает головой, пожалеет его.
«Нет, я не нуждаюсь в сочувствии, – сказал себе Доронин. – Я коммунист и выполняю свой долг, так же как Алексеев выполняет свой».
Он подтянулся, поднял голову и, чуть сощурив глаза, с вызовом посмотрел на полковника.
– Ну, брат, не стыдно? – шумно, с хрипом дыша, заговорил Алексеев. – Скажи на милость, не поехал! Да я Ганушкина посадить хотел! Ганушкин!
Появился Ганушкин.
– Так-таки взял и не поехал? – спросил Алексеев, кивая на Доронина.
– Не поехал, товарищ полковник, – о виноватой улыбкой отозвался Ганушкин.
– Хорош! – покачал головой полковник и, подмигнув в сторону стола, сказал: – Ну, действуй!
Ганушкин исчез.
Доронин снял пальто и повесил его рядом с шинелью Алексеева. Пока Ганушкин и молоденький, с детски открытым лицом солдат «действовали», расставляя на столе водку и закуску, Алексеев говорил:
– Вот ведь где встретились-то… Мне Ганушкин докладывает, а я не верю… Значит, ушёл, говоришь, из армии-то?
Доронин насторожился.
– Ушёл, – неохотно отозвался он. – Если можно так выразиться, демобилизован по партийной мобилизации.
Чтобы перевести разговор на другую тему, Доронин спросил о своём бывшем командире: где он сейчас.
– Павел Никанорыч – поднимай выше! – ответил Алексеев. – Генерала получил, дивизию дали.
– А Сухомлин, Горохов, Ванин? – перечислял Доронин своих друзей-однополчан.
Алексеев отвечал, что один из них получил очередное звание и служит в крупном штабе, другой – уже второй год в академии, третий – защитил кандидатскую диссертацию…
– Ну, а ты, Андрей, – обняв Доронина за плечи, спросил Алексеев, – что же ты теперь за человек?
– Ваш сосед слева, товарищ полковник. Директором рыбного комбината работаю, – сказал Доронин, глядя прямо в глаза Алексееву.
Полковник несколько секунд молча смотрел на него своими чуть красноватыми глазами из-под густых седых бровей, потом покачал головой и сказал:
– Вот оно что! Ну, теперь у тебя хозяйство-то, наверное, поболе полка… Гордишься небось? Нос задираешь?
Доронин покраснел и опустил глаза.
– Ладно, ладно, – продолжал полковник, – не скромничай. Тебе такое дело по плечу.
Доронин усмехнулся.
Если бы Алексеев знал, что сейчас представляет собой комбинат!
Они сели за стол. Доронину сразу стало весело – и от слов полковника, и от того, что перед ним стояли русские графины, тарелки, гранёные стаканы.
Полковник осторожно и сосредоточенно разлил водку.
– За встречу! – сказал он, подымая стакан.
Они чокнулись, выпили и некоторое время молча закусывали.
Потом Алексеев пододвинулся ближе к Доронину и тихо сказал:
– А у меня большое счастье, Андрей. Доронин с интересом посмотрел на него.
– Ты помнишь, Андрюша, кончилась война, и я, скажу тебе честно, задумался о своей судьбе. Ведь я старик, э-э, нет, не возражай, чего там, мне под пятьдесят, четыре войны за плечами… Вот я и подумал: куда меня теперь? В резерв? В отставку? Вдруг вызывают меня в отдел кадров. Слушаю – ушам своим не верю! Возвратили в родные погранвойска. Третью звезду дали и поздравили с почётным назначением на Сахалин. Как говорится, с повышением в должности и звании. – Алексеев засмеялся, и глаза его молодо заблестели.
Слушая Алексеева, Доронин смотрел на него со смешанным чувством восхищения и стыда.
«Как я мог подумать, что он осудит меня, будет сочувствовать, жалеть?» – думал Доронин. Просьба о помощи, с которой он собирался обратиться к Алексееву, теперь казалась ему простой и естественной, такой же естественной, как во время войны, когда он приезжал просить что-нибудь «взаймы» для своего полка.
– Пётр Петрович, – сказал Доронин, – от души поздравляю вас. Я понимаю, что значит такая честь для боевого офицера. Рад, искренне рад вашему счастью.
– Спасибо, Андрюша, спасибо, – растроганно проговорил Алексеев, пожимая протянутую ему руку.
– А я ведь к вам за помощью приехал, – начал Доронин, – Выручайте по старой дружбе.:
– Какая ещё помощь? – спросил Алексеев, сразу переходя на ворчливый тон, каким он всегда встречал «просителей», но глаза его лукаво заблестели, и Доронин понял, что Алексееву очень приятно выступать в привычной для него роли «богатого», хозяйственного командира.
– Людям у меня жить негде. Надо лес заготовить, а транспорта нет… Вот я сижу у вас в доме – сердце радуется: все своё, русское… А мои люди в бумажных домах живут…
Алексеев внимательно посмотрел на Доронина своими красноватыми глазами.
– Людей-то много? – спросил он.
– Более двухсот человек, – ответил Доронин. – И люди-то замечательные! – с неожиданной горячностью добавил он. – Почти все добровольно приехали! А жить негде…
– Идём, – сказал Алексеев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102