Подчеркнуто за мной никто не следил; к окружению я приглядывался скорее по привычке, и этот с саквояжем — именно его я заприметил вылезающим из машины в Хитроу — несколько раз отвернулся в зале ожидания в Бомбее, избегая моих взглядов, но его роль я понял достаточно быстро, когда, направившись в туалет, сразу же покинул его. Он сразу запаниковал, не зная, как себя вести, то ли идти дальше в туалет, то ли следовать за мной, что было весьма непрофессионально.
В настоящий момент он занимал место где-то в туристском классе.
Впрочем, серьезной проблемы он не представлял. Строго говоря, он не торчал у меня за спиной; он даже не пытался выяснить, куда я направляюсь. Этот человек, видно, просто должен убедиться, что я в самом деле улетел в Сингапур, не поменял рейса, не подался в другую сторону, где мне не смогут сесть на хвост. До момента посадки я не мог от него отделаться, да и в любом случае в аэропорту меня перенимут другие, которые уже дожидаются в багажном отделении: они-то уж не позволят, чтобы я отколол с ними такой же простенький фокус, как с этим дурачком.
В дело они вступят попозже.

Душная жара сразу же навалилась на нас, когда мы спускались по трапу, но потом нас снова охватила прохлада кондиционеров. В ожидании багажа я вел себя совершенно непринужденно, ни на кого не обращая внимания и болтая с симпатичной маленькой американочкой, которой помог стащить с транспортера два увесистых чемодана.
Взяв такси у входа в аэропорт, я попросил водителя направиться в район Марина-бей, но, когда мы ехали по Феллертон-роуд, я наклонился к нему:
— Как тебя зовут?
— Ахмад. — Он одарил меня широкой ухмылкой. — А тебя?
Я сунул ему пятидесятидолларовую банкноту.
— Вот тебе моя визитная карточка. И рули в Чайна-таун.
— Этого мало. Туда надо сто долларов.
— Слушай меня внимательно, Ахмад. Я оставлю на твое попечение мой багаж. Отвези его к себе и позаботься, чтобы он был в сохранности. Через час я его у тебя заберу, и тогда получишь еще пятьдесят долларов.
— Сто. Яне могу…
— Ахмад. Посмотри в зеркале мне в глаза. Похож ли я на человека, которому можно вешать лапшу на уши? Наши взгляды встретились, и он отвел глаза.
— Куда вам?
— На улицу Кеонг Сиак.
— О`кей.
Когда мы там очутились, вторая машина оказалась почти рядом с нами, но я резко распахнул дверцу и, выскочив из машины, проскользнул между двумя прилавками с рыбой, нырнул под занавеску из бусин, чуть не опрокинул тележку с птицами и зерном бродячего торговца; я скользнул мимо знахаря, поднырнул под стойку с цветами и, выбравшись на улицу, прошмыгнул между велосипедистами, которые везли на рамах коробки и канистры; выбравшись на Нью-Бридж-роуд7я остановил первое же такси.
— К Чанг-стрит, — захлопнул я дверцу. — Нет, не этим путем — через Кросс-стрит. Ради Бога, когда же дойдет дождь?
— Может быть, сегодня вечером, уже тянет прохладой.
— И пусть возрадуется душа.
4. Вечеринка
Едва я оказался в коридоре, как из дверей соседнего номера донеслись вопли. Дверь была заперта, так что мне пришлось вышибить ее плечом; ворвавшись, я увидел женщину на подоконнике, которая держалась за тонкий холщовый занавес.
Окно было распахнуто; стоило ей отпустить занавес, как она полетела бы головой вниз, но я успел втащить ее в комнату. Она продолжала что-то кричать по-китайски, колотя меня маленькими кулачками, и я чувствовал под дешевой тканью платья ее изможденное тело.
— В чем дело? — из дверей спросил Ал.
— Она попыталась выкинуться из окна.
— Да успокойся же, — сказал Ал. — Ради Бога, сейчас шесть утра и ты всех перебудишь. — Он и привез меня сюда, в “Красную Орхидею”. — Они повесили ее сына, — объяснил он мне, — сегодня на рассвете. Давай-ка уложим ее на кровать.
С минуту она еще пробовала было сопротивляться, но потом внезапно обмякла, мы прикрыли одеялом ее худое тело цвета желтоватой слоновой кости, которое продолжала сотрясать дрожь. Я закрыл окно и опустил занавес, чтобы смягчить невыносимо яркий утренний свет.
— Мы все молимся за него, все мы. Так что успокойся. — Ал сел на край кровати и стал гладить густые спутанные волосы женщины, которая тихонько всхлипывала, и плач этот воспринимался куда тяжелее, чем ее недавние крики — полные отчаяния стоны разбитого сердца.
— И что теперь?
В дверях остановился один из поварят, изумленно глядя на белые щепки, отлетевшие от вывороченного косяка.
— Притащи-ка сюда Лили, — приказал ему Ал, — Лили Линг. И быстро!
Мальчик умчался, шлепая подошвами резиновых сандалий.
— Будь проклята эта петля. Будь проклята та петля, которую они накинули на него. — Он продолжал гладить волосы женщины; лицо его сморщилось, и в глазах поблескивали искры.
С узкой улочки, тремя этажами под вами, доносились голоса, дребезжание повозок, мужской смех.
— Вы звали меня, босс? — Лили Линг.
— Да, — кивнул Ал. — Побудь с ней, о`кей? — Он не без облегчения встал с кровати, поскольку мужчине всегда неловко в присутствии страдающей женщины. — Будь с ней все время, Лили. И не оставляй ее одну.
Китаяночка села на кровать и, склонившись к женщине, прижалась лицом к ее лицу.
— Что случилось?
— Она пыталась выпрыгнуть из окна, — тихо пояснил ей Ал. — Так что не спускай с нее глаз, о`кей?
— Это миссис Сенг. Она говорила, что к ней должен был прийти какой-то мужчина. Кажется, прошлым вечером.
— И он приходил? — губы у Ала сжались.
— Нет.
— Хорошо. — Снова расслабившись, он коснулся моей руки. — Пойдем, я чувствую, мне надо выпить. В баре он мне рассказал, в чем дело.
— Утром они взяли тут двух ребят. Как я говорил, он бил одним из них. Ее сын.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103