Это очень важно для меня лично. Кроме того, он должен знать, что Марико Шода пришла в ярость из-за этой истории со взрывом машины, которая позволила мистеру Джордану избежать встречи с Кишнаром. Она приказала казнить того, кто подложил бомбу в машину. Я могу сообщить ему гораздо больше, если он захочет поговорить со мной по телефону. Передайте ему это, пожалуйста.
— Обязательно передам. Но я пользуюсь полным его доверием, мисс Сайако, так что вы можете сказать мне все, что…
— Простите? Вы сказали — доверие?
— Я хочу сказать, что мне вы можете сказать все, что хотели бы сказать ему. Это совершенно безопасно.
(Она снова помедлила, на этот раз молчание длилось, дольше.)
— Мне очень хочется поговорить с ним лично. Передайте ему, пожалуйста.”
Щелчок.
— Она положила трубку, — сказал я. — Или ты?
— Совершенно верно. Она очень осторожна.
— Ты считаешь, я должен позвонить ей?
— Да. Если у нее нет какого-то официального положения, она не может вычислить, с какого номера ты ей звонишь. Раздался шелест подошв по сырой траве и женский голос:
— Прошу прощения, но уже девять часов. Больничный распорядок.
— Благодарю вас, — кивнул ей Пепперидж. Лужайка погрузилась в темноту. Когда мы подошли к веранде, основное освещение было уже выключено и горела только дежурная лампа.
— Проводить тебя до палаты?
— Да:
— Они не позволяют посещений после отбоя, но в случае необходимости я проберусь к тебе… Дело в том, что слова Сайако по телефону скрывают в себе значительно больше, чем ты можешь себе представить. — В коридоре стояла тишина, и он понизил голос. — У нас появилось возможность найти ахиллесову пяту у Шоды, и, предполагаю, нам удастся это сделать. Думаю, миссия увенчается успехом.
— С помощью “клопа”?
— Нет. С твоей помощью.
23. Одержимость
“Мне нужна его голова.”
Дымок от тонкой сигары доктора Израэля плыл в душном воздухе, серо-голубоватым облачком клубясь вокруг настольной лампы.
“В твоем распоряжении ровно двадцать четыре часа. И мне нужна его голова, ясно?”
Моя. Моя голова.
— Расскажите мне, — попросил я доктора Израэля, — об одержимости.
Он помолчал. Позади трудный день. Вечером привезли еще двух, покушавшихся на собственную жизнь, и я видел, как санитары двадцать минут назад бежали в палату, из которой слышались крики и плач женщины.
“Здесь не дом отдыха, — успел предупредить меня Пепперидж, — а линия фронта. Но старайся ни на что не обращать внимания.”
Теперь, наконец, воцарилась тишина, и доктор Израэль слегка расслабился, что было заметно по тому, как он сидел, скрестив свои короткие ножки, распахнув белый халат; тлеющий кончик его сигары светился в полумраке комнаты.
— Одержимость… — повторил он и улыбнулся. — Что я могу вам сказать о ней? Ну, существует она в реальности. Я имею в виду… — он сделал неопределенный жест худой угловатой кистью руки, — жена может сказать о своем муже, что он одержим гольфом, понимаете? Или же он может сказать, что его жена просто помешалась на диете, одержима ею или чем-то еще. — Он покачал головой. — Но это не одержимость.
Мне захотелось спросить: как он воспринимает меня? Мою голову?
Но не спросил.
— Понимаете ли, есть бесконечное количество проявлений одержимости. Человек может страстно увлекаться множеством вещей, но реальная его одержимость сфокусирована на некой абстракции. Ненависть. Месть. Жизнь. Смерть. Секс. Болезнь.
Здоровье. — Он пожал плечами. — Я знал человека, который был уверен, что у него рак желудка, хотя он подвергся всем обследованиям, и все они дали отрицательный результат. Но он все равно не успокоился! Он был уверен, что у него рак желудка. Почему? Может быть — нам так и не удалось выяснить — может быть, потому, что его отец умер от рака желудка, а этот человек плохо относился к своему отцу, и после смерти старика он стал настолько терзаться угрызениями совести, что решил подвергнуться тем же самым страданиям — о, конечно, на подсознательном уровне. — Усталая улыбка. — А то немногое, что, нам под силу, обращено именно к сознанию. Так что, — еще одно пожатие плеч, — он позвонил из таксофона в больницу, сказал, чтобы за ним приехала скорая помощь, после чего вытащил пистолет и выстрелил себе в живот. Дело в том, что ему отказали в полостной операции, поскольку отсутствовали показания. А теперь ему обязывают ее сделать, и он не сомневался, что найдут раковую опухоль. Мягкие шаги.
— Доктор Израэль?
— Да.
— С Мэри все в порядке? Он не обернулся.
— Да. Если она не предпримет еще одной попытки. Не спускайте с нее глаз.
Шорох халатика — медсестра ушла.
— Так нашли у него рак? — спросил я доктора Израэля.
— У него нашли только пулю. Вот это и есть одержимость. — Смертельное заболевание.
— Порой в самом деле. И часто. Один из моих пациентов мучился тем, что, как он считал, не нравится женщинам. Он отнюдь не был уродом, с ними он был мягок и добр, раскован в общении и богат — разве этого мало, чтобы привлечь внимание женщин? Но нет — кто-то в детстве сказал ему, что он маленький уродец-коротышка, и он жил с этим приговором — ведь дети порой бывают очень жестоки по отношению друг к другу. И этот человек тратил огромные деньги, укладывая в постель одну женщину за другой, дабы убедиться в собственной неотразимости, в результате чего он, в конце концов, получил СПИД и повесился. Вот это и есть одержимость, мания.
Вдали мелькнул белый халат и раздался тихий детский смех. Господи, как только кто-то может смеяться в таком месте?
— И вы ничего не можете с этим сделать.
— Да. — Он изменил положение ног. — Одержимость начинает постепенно овладевать человеком на скорости десять миль в час, потом доходит до пятидесяти, а затем до девяноста, и остановить эту гонку невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103