— Еще — слово упрека, капитан, а я сегодня только первый раз вас беспокою.— Правда, но другие до тебя меня досаждали.— Если вы хотите, то я уйду, — возразил лейтенант, несколько смутясь.— Вот будет кстати! Неужели ты делаешься так же глуп, как и другие?..— Но, капитан…— Хорошо, говори, зачем пришел.— Честное слово, я сам не знаю!— Не знаешь? Не смеешься ли ты уж надо мною? Это было бы не вовремя.— Сохрани меня Боже! Но обстоятельство так странно…— Что ты там болтаешь? О каком обстоятельстве говоришь?— О том, которое происходит, капитан.— Что же такое происходит? Ну, говори же, черт возьми!— О, нет, я лучше уйду.— Вот что выдумал — уйти?— Да, потому что вы со мной никогда так не обходились.— Еще б, ты пришел в такую минуту.— Я ее не избирал.— Правда, я виноват. Садись, возьми сигару, и перестанем переливать из пустого в порожнее.— Насилу-то, — пробормотал лейтенант, закуривая сигару.— Ты не сердишься на меня?— Я никогда на вас не сержусь.— В добрый час, ссора наша кончилась, и можешь теперь сказать, зачем пришел.— Сейчас и в нескольких словах.— Ну, я слушаю.— В долине появился какой-то путешественник, который вместо того, чтобы прямо войти в наш лагерь, остановился у кучки сосен и разложил большой огонь. Это заметили наши часовые.— Что ты мне рассказываешь? — воскликнул капитан, вздрогнув.— Истину! Впрочем, вам легко в этом убедиться, возьмите подзорную трубу, встаньте на пороге хижины, и вы рассмотрите этого молодца так же хорошо, как бы он находился подле вас.— Удивительно! — прошептал капитан, — я не ждал его так скоро.Сняв со стены подзорную трубу, он навел ее по указанному лейтенантом направлению.— Это он, — заговорил минуту спустя капитан. — Маркотет, — прибавил он, обращаясь к лейтенанту, — прикажи оседлать мою лошадь: я хочу повидаться с этим таинственным незнакомцем.Через пять минут лошадь капитана нетерпеливо била копытом перед хижиной.— Смотри, чтобы во время отсутствия моего никто не оставлял лагеря, — сказал капитан, вскакивая в седло, — и чтобы десять человек были готовы скакать ко мне по первому моему сигналу; если я выстрелю, то это будет означать, что они мне нужны.— Отчего бы вам не взять с собой двух человек; это было бы благоразумнее.— Вот еще, — возразил капитан, пожимая плечами, — ты видишь, он один. Черт возьми!.. Один на один достаточно, да к тому же я хорошо вооружен. Во всяком случае, ранее моего сигнала не приезжать.— В этом случае я возьму под свою команду людей.— Пожалуй, но, повторяю, приезжать только в том случае, если подам условленный сигнал.— Слушаю, капитан.Отдав это приказание, капитан выехал из укреплений, направляясь к незнакомцу, присутствие которого возбудило всеобщие толки. Грифитс подъехал близко к капитану Кильду, который продолжал беспечно курить, и, вынув пистолет, крикнул:— Что ты за человек?— Недостойный работник, возделыватель виноградника Господня, — отвечал Кильд.— Во имя кого ты пришел?— Во имя Иоарама Киммеля, из благословенного города Сен-Луи на Миссури.— Иоарам Киммель достойный ученик святых нашего времени: пчелы работают на него. Ко мне ли тебя прислали?— Да, если ты тот, кого язычники называют Джоном Оливье Грифитсом и которого они сделали одним из главных начальников Сожженных лесов Красной реки.— Я действительно Джон Оливье Грифитс. А ты тот, кого я жду? Торговец невольниками по имени Кильд?— Да; но тебя по какому знаку узнаю?— По изречению, которое я начну, а ты кончишь.— Слушаю.— Когда рука Господня отяжелела на голове грешника..— … Праведный униженно ищет помощи у Всевышнего, — продолжал Кильд, прерывая капитана. — Приветствую тебя, незнакомец, и готов выслушать то, что мне скажешь.Грифитс тогда подъехал, соскочил с лошади и, спрятав пистолет, уселся подле капитана Кильда.— Я не ждал тебя так скоро, — сказал капитан авантюристов, чтобы только завязать разговор.— Правда, я прибыл десятью днями ранее, — отвечал Кильд. — Дела, которые меня удерживали в Сен-Луи, закончились скорее, чем я предполагал. А так как полученные инструкции были очень спешны, то я немедленно отправился к тебе.— Не ты ли начальник тех эмигрантов, которые расположились станом в нескольких милях отсюда?— Да, я действительно начальник тех, кто ими кажется.— Клянусь, если б я это знал, то пришел бы к тебе на помощь во время нападения кроу.— А разве не ты помог нам?— Нет… честное слово. Я принимал тебя и твоих товарищей за подлых немецких эмигрантов, которых так много в этих странах; да и вмешиваться мне не хотелось. Стало быть, вам кто-нибудь помог?— Да, и необыкновенным образом. В ту минуту, когда черти индейцы стали нас одолевать, явились незнакомые люди, разбили краснокожих и обратили их в бегство.— Но после сражения ты их видел?— Нет, они исчезли так быстро, что я не мог ни одного из них заметить.— Но по крайней мере постарался ли ты узнать, кто они?— Конечно, но лазутчик, которого сегодня утром отправил на поиски, не возвращался, и потому ничего еще не знаю; а ты никого не подозреваешь?— Может быть, охотников много в Скалистых горах, но с ними я не имею сношений: они как будто чуждаются меня, и, следовательно, я ничего не могу утверждать. Если ж ты желаешь, то я поищу… разузнаю.— Не нужно: я и сам этого добьюсь; впрочем, если они ускользнули так скоро, то, вероятно, из желания остаться неизвестными, а я не вижу особенной надобности их разыскивать. Но оставим это и поговорим о делах.— Прекрасно, в чем же дело?— У меня есть редкий товар, но дорогой — тысячу долларов за штуку… без уступки.— Знаю, ты шелухи не даешь.— Я подвергаюсь большой опасности: если мой поступок узнают в городах союза, я буду повешен, а если здесь, то будут судить по закону Линча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60