и потому вы можете рассчитывать на меня. Мое сердце и кошелек принадлежат вам — в том порука слово американца.— Ваша дружба мне дорога: я не сомневаюсь, что она искренна.— В добрый час, — сказал, смеясь, американец. — Что же вы принесли там мне, — продолжал он, указывая на тюки. — Вероятно, что-нибудь ценное?— На этот раз — да, — отвечал, смеясь, Валентин. — Мы охотились за Ванкувером.— Вот как! И для меня сохранили всю добычу вашей охоты?— Я сдерживаю всегда свое слово. Разве у нас нет договора?— А что это за меха?— Две дюжины синих лисиц, три дюжины горностая, пять дюжин бобров и девять шкур серого медведя.— Боже мой! Вы ничего не делаете вполовину и если появляетесь редко, то зато, когда приходите, приносите отличные меха. Не привести ли нам сегодня наши дела в порядок? Ведь у меня ваших денег сто сорок тысяч долларов.— Поберегите мои деньги и деньги моего друга, мистер Гроло. В ваших руках они более в безопасности, чем в наших. Нам нужны только снаряды. Порохом и пулями мы доставляем себе все необходимое.— Как вам угодно, мистер Валентин. Вам приготовят определенное количество снарядов. Довольно ли этого?— Совершенно.Мистер Гроло нажал пуговку электрического звонка; почти в ту же минуту отворилась дверь и на пороге появился слуга.— Велите приготовить немедленно двадцать фунтов пороха, десять фунтов свинца и две переносные аптечки со всеми принадлежностями. Попросите еще мистера Дигваля прийти на минутку ко мне.Когда затворилась дверь, мистер Гроло обратился к Валентину.— Вы сделаете честь отзавтракать со мной?— Благодарю, — отвечал охотник, — но нам невозможно остаться: важные дела требуют нашего присутствия до заката солнца за тридцать миль отсюда. В следующий раз, даю слово, воспользуюсь вашим приглашением.— Только с этим условием я вас отпускаю.— Положитесь на меня.В этот момент дверь отворилась и появился мистер Дигваль, первый приказчик торгового дома.— Вы требовали меня, сэр? — сказал он, почтительно кланяясь своему хозяину.— Да, сэр, потрудитесь сделать опись этого товара, находящегося в этих тюках. Стоимость же его вы припишете к капиталу мистера Валентина Гиллуа и мистера Курумиллы, его друга.— Хорошо, сэр, — отвечал приказчик и, обратясь к охотнику, добавил: — Извините, сэр, — сказал он, — но не вы ли мистер Валентин Гиллуа?— Да, сэр, — отвечал охотник, — к вашим услугам.— God bless me! Вот странный случай, — возразил приказчик, — три месяца тому назад получено письмо на ваше имя. Это письмо за несколькими штемпелями пришло из Нового Орлеана и поручено мистеру Гроло. Отдать вам это письмо?— Вы меня очень обяжете, сэр.— В таком случае, с позволения мистера Гроло и вашего, я принесу это письмо.Через пять минут приказчик возвратился, держа в руке большой пакет за пятью печатями и испещренный разными штемпелями.— Вот, сэр, ваше письмо, — сказал он, подавая его Валентину.Охотник взял и хотел опустить в сумку, но банкир остановил его.— Мистер Валентин, — сказал он, улыбаясь, — советую вам сейчас прочитать письмо: оно дошло до вас таким странным образом, что, наверное, заключает в себе важные вести, и потом вы будете жалеть, что не прочли его ранее.— Я такого же мнения, сэр, и если вы позволите…— Не стесняйтесь, не стесняйтесь!Охотник вскрыл письмо и пробежал его глазами, но в ту же минуту страшно переменился. Мертвая бледность покрыла его лицо; глубокая скорбь исказила черты, несмотря на усилия, чтобы овладеть ею; глаза приняли дикое выражение; судорожная дрожь потрясла его члены, и холодный пот выступил на висках.— Боже мой, что с вами! — воскликнул мистер Гроло, бросаясь к Валентину.Заметя, что Валентин покачнулся, приказчик тоже сделал шаг, чтобы поддержать его.Курумилла стал позади своего друга и, тихо положив ему руку на плечо, сказал:— Мужайся.Валентин согнулся под бременем скорби, но скоро выпрямился; он провел глазами вокруг и прошептал слабым голосом, стараясь улыбнуться:— Я думал, что умру! Богу не угодно было! Теперь мне лучше, гораздо лучше! — В ту же минуту раздирающий вопль вырвался из его груди, и он залился слезами. — О, как я страдаю! Боже, как я страдаю! — вскричал он надорванным голосом.Курумилла встал на колени подле своего друга и с выражением неописанной нежности сказал:— Плачь, друг: слезы облегчают. Выплачешь свое горе, станешь мужчиной опять.Оба американца были растроганы более, чем хотели показать: зрелище этой сильной скорби вызывало слезы на их глазах. Они любили и уважали Валентина, считая его благородным, с возвышенными чувствами и вместе с тем простодушным.Мало-помалу Валентин пришел в себя; нервы успокоились, глаза высохли, и, обратясь к банкиру, он сказал:— Извините, что я вас сделал свидетелем глупой сцены; теперь я осилил себя.— Стало быть, содержание письма самое грустное? — спросил с участием банкир.— Ужасное несчастье постигло меня!— Не принять ли вам чего-нибудь для успокоения нервов?— Нет, благодарю; да и мне спешить надо; если бы было возможно, то я бы сию минуту уехал.— Куда вы хотите отправиться?— В Новый Орлеан.— «Миссури» дымит; теперь одиннадцать часов, и через полчаса пароход отправляется в Новый Орлеан.— Превосходно! Мистер Дигваль, прикажите, пожалуйста, взять мне и другу моему места.— Сию секунду, сэр; прикажете перенести на пароход ваши закупки?— Нет, сэр, только лекарства.— Очень хорошо, сэр. Он вышел.— Минуту назад вы меня спрашивали, любезный мистер Гроло, не нужны ли мне деньги; я отказался. В настоящее время обстоятельства изменились; мне деньги нужны, и много.— Не беспокойтесь, мистер Валентин, я вам дам доверенность на получение пятидесяти тысяч долларов из банка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60