И с таким расчетом, чтобы это мог найти Пол Чарди. Говорят, этот Френчи Шорт был неглупый парень. И он должен был разбираться в машинах, знать систему, если смог что-то в ней спрятать.
Башмак. Башмак, который подходит по размеру. Он попробовал ввести название, но у него ничего не вышло. Но давайте не будем совсем отказываться от башмаков, может, все-таки найдется тот, который подходит по размеру. Попробуем его подсократить.
"Fe МАК", – попробовал Майлз.
Машина задумалась.
Господи, а вдруг это секретная директория и при попытке вызвать ее она оповестила систему безопасности? Ходили слухи, что подобные директории существуют, хотя ни один аналитик ни разу с ними не сталкивался.
Экран был пуст. Потом на нем высветилось:
"Неверный префикс кода".
Черт, не тот номер.
У него разболелась голова, прыщ на лбу начал нарывать. Майлз потер его мизинцем. Спина тоже ныла: давненько он не работал в кабинке за компьютером. Он слишком долго пробыл на воле, утратил чутье.
Думай, черт тебя дери, думай!
"Fe МАК", – попытался он еще раз, проследив за тем, чтобы между командой и именем стоял только один пробел; ему подумалось, что в спешке или в замешательстве он мог в прошлый раз оставить два или вообще ни одного, а машины – за это он так их и любил – были чудовищно мелочными, дотошными и совершенно непреклонными и не прощали ни малейшего нарушения этикета.
На экране замелькало содержимое директории.

* * *

Данциг уже видел условленное место – впереди, дальше по берегу, за необарочным массивом комплекса «Уотергейт». На прибрежной эспланаде, кроме него, никого не было. Напротив, отделенный спокойной гладью воды, лежал остров Теодора Рузвельта, над кронами его деревьев виднелись небоскребы Росслина.
Он посмотрел вперед; на холме, где был похоронен Кеннеди, и в самом деле что-то мерцало, эдакое вечернее напоминание о бренности всего сущего? Или ему просто померещилось? Он поспешил дальше, по тропке у реки, между деревьями.
Дождь прошел, и позади, где река была шире, у арочного моста Кей-бридж, помаргивал фонарями кораблик. Данциг мог только гадать, кто там. В прошлом ему время от времени приходилось кататься по Потомаку в обществе какого-нибудь невротичного государственного чиновника – море выпивки и бесконечные, бесцельные, пафосные монологи, длившиеся чуть не до рассвета.
Впрочем, мысли Данцига быстро вернулись от истории к сексу, впервые за много недель. Перед глазами возник образ красивой блондинки, элегантной обитательницы Джорджтауна с точеной фигуркой и неуемным сексуальным аппетитом – он и она, вдвоем, на яхте из красного дерева, на Потомаке, и суденышко ходит ходуном от их страсти.
Данциг замедлил шаг; из-за клочковатых облаков выглянула луна, ее атласный свет заиграл на волнах. У него перехватило дыхание: черный берег, черное небо, лунное серебро на воде – прямо-таки сцена из Голливуда ого фильма. Он остановился.
Данциг давным-давно утратил веру в сверхъестественное. Люди были слишком продажны, слишком злы. Действительность требовала верности лишь тому, что происходило здесь и сейчас. И все же эта внезапная картина поразительного, щемящего очарования настигла его в переломный миг жизни: это непременно должно было что-то значить.
Но едва он остановился полюбоваться этой красотой, как она начала рассыпаться. Облака вновь затянули луну, мерцающее море превратилось обратно в неспешную реку, яхта вблизи оказалась плавучим домом.
Данциг взглянул на часы. У него еще оставалась уйма времени. Возможно, Чарди уже пришел.
Он прибавил ходу. На той стороне Рок-Крик-парквей белело какое-то строение, что-то в египетском стиле, подсвеченное дуговыми лампами. Балкон здания доходил почти до самой реки и нависал над дорогой. Данциг поспешил дальше, пораженный темнотой и тишиной, царящими здесь.
Он прошел под балконом. Дверь располагалась посередине здания, в белом кирпичном основании, в углублении стены. Данциг перешел обсаженную деревьями улицу и поднялся по трем ступенькам на крыльцо. Перед дверью он помедлил.
А вдруг она заперта?
Нет, Чарди сказал, что она будет открыта.
Ладонь Данцига легла на ручку.
Он потянул дверь на себя и вошел внутрь.

* * *

Четкость их действий не удивляла Улу Бега. Они так много могли, так много знали. Теперь он относился к этому как к данности, просто принял к сведению. Можно было подумать, что они ведут дела у себя на родине, а не в Америке.
Он сошел на станции Фогги-Боттом, но не стал спешить вместе с остальными пассажирами к лестнице, ведущей к выходу с платформы, а присел на каменную скамью. Он находился в исполинском ячеистом склепе, который закруглялся у него над головой. Чередование света и теней производило драматическое впечатление. Очень скоро к платформе подкатил другой поезд. Несколько человек вышли на платформу, несколько сели в поезд. Он был росслинский, отходивший без четверти двенадцать. Последний. Улу Бег поспешно оглядел сводчатый зал. Люди тянулись к выходу. На него никто не обращал внимания.
Он быстро подошел к концу зала, к отвесной стене, в которую уходили туннели. Потом оглянулся назад, но ничего не увидел. На балконе сверху болталось несколько человек, но они были далеко, в сотне футов от него, и двигались к дверям.
В туннель вели мостки, отгороженные от платформы и украшенные знаком "Вход воспрещен". Улу Бег быстро перебрался через ограждение и зашагал по шаткому сооружению в глубь туннеля. Его окутала темнота. Впереди помаргивали одинокие огоньки. Он добрался до металлической двери в стене. Табличка гласила "Лифт 102".
Дверца была заперта на висячий замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136