— Сегодня он не пойдет в тюрьму, — решительно заявил Ковач. — Давайте с этим кончать. У меня есть другие дела.
Ковач двинулся к двери, но Джамал внезапно схватил одну из пустых книжных полок и бросился на него сзади. Элвуд с проклятием прыгнул вперед, но не успел его остановить. Ковач резко повернулся и ухватился рукой за полку, но угол доски срезал ему кусок кожи над левой бровью.
— Черт!
У Ковача потемнело в глазах. Чувствуя, что пол под ним шатается, он опустился на колени.
Элвуд схватил Джамала за запястья и рванул их вверх. Полка отлетела в сторону, ударившись о недавно покрашенную стену. Джамал с визгом пригнулся и ткнул локтем Элвуда с такой силой, что тот отскочил с выпученными от боли глазами. В следующую секунду. Лиска прыгнула на Джамала сзади, повалила его на пол и уперлась коленями ему в спину.
Дверь распахнулась. На пороге возникли полдюжины детективов с револьверами в руках.
С видом простодушного удивления Лиска помахала короткой черной дубинкой.
— Посмотрите, что я нашла у себя в кармане куртки! — Склонившись к Джексону, она шепнула ему на ухо с соблазнительной улыбкой: — Похоже, мне придется выполнить одно из твоих пожеланий, Джамал. Ты арестован.
* * *
— С этой штукой Ковач выглядит как педик.
— У тебя большой опыт общения с педиками, Типпен?
— Скорее с тобой.
— Это означает “нет” или стремление выдать желаемое за действительное?
За столом послышался громкий хохот — так смеются люди, которым каждый день приходится видеть слишком много мерзостей. Юмор копов был грубым и резким, как мир, в котором они существовали. У них не было ни времени, ни терпения для изящных острот.
Группа занимала угловой стол в “Патрике” — баре, который, несмотря на ирландское наименование, принадлежал шведам. Расположенный на полпути между полицейским управлением Миннеаполиса и офисом шерифа округа Хеннепин, бар бывал в это время дня битком набит полицейскими. Сюда заходили копы дневной смены, чтобы расслабиться после работы, отставные копы, обнаружившие после ухода на пенсию, что не могут общаться с обычными людьми, ночные патрульные, убивающие время перед выходом на дежурство.
Но сегодняшний день был необычным. Помимо обычных клиентов, в баре присутствовало полицейское начальство, городские политиканы и просто любопытные. Группа журналистов с одной из местных радиостанций расположилась у переднего окна. Все это создавало напряжение в воздухе, насыщенном табачным дымом и крепкими словечками.
— Нужно было настоять на обыкновенных старомодных швах, — продолжал Типпен.
Стряхнув пепел, он поднес сигарету к губам и затянулся. Его лицо походило на морду ирландского волкодава — некрасивое, продолговатое, с серыми колючими усами и смышлеными темными глазами. Детектив из офиса шерифа, Типпен состоял в оперативной группе, которая более года тому назад занималась убийствами, совершенными человеком по кличке Сжига-тель. Некоторые члены группы подружились с копами из управления, которые раскрыли это дело, — встречались с ними в баре, вместе выпивали, болтали и подкалывали друг друга.
— Тогда бы у него остался большой безобразный шрам, как у Франкенштейна, — сказала Лиска. — А от скобки-бабочки останется только маленький аккуратный шрамик — из тех, которые женщины считают сексуальными.
— Женщины-садистки, — уточнил Элвуд.
— А разве бывают другие? — усмехнулся Типпен.
— Конечно, — отозвалась Лиска. — Например, те, которые имеют дело с тобой, — мазохистки.
Типпен швырнул в нее чипе.
Ковач критически рассматривал себя в зеркале пудреницы Лиски. Рану на лбу прочистила и подлатала усталая ординаторша в кабинете неотложной помощи медцентра округа Хеннепин, где постоянно штопали раны местным громилам или упаковывали их трупы в мешки. Ковачу было неловко являться туда с царапиной, а не с огнестрельной раной — к тому же обслуживающая его молодая, но не отличавшаяся сексуальной привлекательностью женщина ясно давала понять, что эта работа ниже ее достоинства.
Из зеркала на него смотрело квадратное, испещренное морщинами и шрамами лицо с ястребиным носом и ртом, словно навечно скривившимся в сардонической усмешке. Некогда каштановые волосы стали серыми и торчали ежиком — благодаря десяти баксам, которые он раз в месяц платил старому парикмахеру-норвежцу.
Ковач никогда не блистал красотой в общепринятом смысле слова, но женщины от него не шарахались — во всяком случае, по причине его внешности. Так что лишний шрам едва ли имел значение. Лиска разглядывала его, потягивая пиво.
— Этот шрам придает тебе индивидуальность, Сэм.
— У меня и без него достаточно индивидуальности, — проворчал он, возвращая ей пудреницу. — Если он что-то и придает, так это головную боль.
— Тогда давай я поцелую его, и тебе станет легче. Впрочем, я уже сбила с ног парня, который тебя изукрасил, так что свои обязанности я выполнила.
— И ты еще удивляешься, почему у тебя никого нет! — ухмыльнулся Типпен.
Лиска послала ему воздушный поцелуй:
— Можешь в ответ поцеловать мою дубинку, Тип.
Входная дверь распахнулась, и в помещение ворвался холодный воздух вместе с новой порцией клиентов. Напряжение в зале сразу достигло высшей точки.
— Герой дня, — заметил Элвуд, услышав приветственные крики. — Пришел пообщаться с низами перед очередным восхождением.
Ковач промолчал. Эйс Уайетт стоял на пороге в двубортном пальто из верблюжьей шерсти, похожий на Капитана Америка . Квадратная челюсть, белозубая улыбка, весь напомажен, как распорядитель шоу.
— Неужели Эйс действительно пользуется косметикой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109