“Именно такими женщин-полицейских обычно показывают по телевидению, — подумал Ковач. — Хладнокровными, сдержанными, утонченно сексуальными… Но тебе она не по зубам. Нечего на нее заглядываться”.
— Вы знали, что Энди Фэллон был геем? — осведомился он.
— Его личная жизнь меня не касалась.
— Я спросил не об этом.
— Да, он рассказывал мне.
— До того, как вы побывали у него дома в воскресенье вечером?
— Вы злоупотребляете моим терпением, сержант, — сказала Сейвард. — Я уже говорила, что не намерена отвечать на ваши вопросы. Вы хотите, чтобы я пожаловалась вашему лейтенанту?
— Можете ему позвонить, но он сейчас репетирует монолог: “Это был трагический несчастный случай, расследовано — и дело закрыто”.
— Ему следовало бы попрактиковаться на вас.
— Я уже высказал ему свои замечания, так что вы опоздали. Лучше бы он выполнял свою повседневную работу мелкого бюрократа и не лез в политику.
— Уверена, что ваше мнение очень много для него значит.
— Ровным счетом ничего — в отличие от вашего. Если вы ему позвоните, лейтенант вызовет меня к себе в кабинет и прикажет делать то, что он говорит, или уходить в месячный отпуск без содержания. А все потому, что я пытаюсь облегчить горе другому копу. Иногда жизнь становится чертовски скверной штукой. Но что мне остается делать? Повеситься?
Лицо Сейвард помрачнело.
— Это не смешно, сержант.
— А я и не собирался вас смешить. Я просто хотел, чтобы вы снова представили себе Энди Фэллона, болтающегося в петле. Если угодно, могу показать вам снимки. — Ковач вытащил из кармана фотографию и поднял ее, словно демонстрируя карточный фокус. — Неприятное зрелище, верно?
Лейтенант смертельно побледнела. Она выглядела так, будто ей хотелось ударить его чем-нибудь тяжелым.
— Уберите это!
Ковач бесстрастно посмотрел на снимок с видом человека, уже сотни раз видевшего нечто подобное.
— Вы знали Энди и симпатизировали ему. Вы сожалеете о его смерти. Подумайте, что чувствует его отец.
— Уберите фотографию, — повторила Сейвард и добавила с легкой дрожью в голосе: — Пожалуйста.
Ковач спрятал снимок в карман.
— Вы поможете мне развеять сомнения отца Энди?
— Разве Майк Фэллон сомневается, что смерть Энди была несчастным случаем?
— Майк сомневается в том, кем был его сын.
Сейвард задумалась.
— Большинство людей толком не знают, кто они сами, не говоря уже о других, — сказала она.
Ковач внимательно посмотрел на нее, заинтригованный внезапным философским подхода.
— Я точно знаю, кто я, лейтенант, — заявил он.
— Ну и кто же вы, сержант Ковач?
— Тот, кем вы меня видите, — ответил он, уперев руки в бока. — Обычный коп в дешевом костюме от Дж. С. Пенни. Я говорю стереотипными фразами, ем дрянную пищу, слишком много пью и курю — хотя сейчас пытаюсь бросить и надеюсь, что мне это удастся. В свободное время я не занимаюсь марафонским бегом, китайской гимнастикой или сочинением опер. Если у меня возникают вопросы, то я их задаю. Многим это не нравится, ну и хрен с ними… Извините за выражение — еще одна дурная привычка, от которой не могу избавиться. Да, к тому же я чертовски упрям.
Сейвард приподняла брови:
— Вы разведены. Я угадала?
— Даже дважды, но это не удержит меня от новых попыток. Под дешевым костюмом бьется сердце безнадежного романтика.
— Разве бывают не безнадежные?
Ковач предпочел не отвечать.
— Поэтому я и хочу помочь Майку, — продолжал он. — Расспрашиваю о его парне и пытаюсь собрать по кусочкам картину, с которой старик мог бы жить дальше. Вы мне в этом поможете?
Сейвард снова задумалась, словно взвешивая все “за” и “против”.
— Энди Фэллон был хорошим следователем, — сказала она наконец. — Он всегда работал усердно — иногда даже слишком.
— Что значит “слишком”?
— То, что работа была для него всем. Он принимал неудачи чересчур близко к сердцу.
— А в последнее время у него были неудачи? Вы имеете в виду дело Кертиса?
Сейвард снова замкнулась.
— Убийца полицейского Кертиса сидит за решеткой, ожидая приговора.
— Да, я знаю. Кажется, его зовут Рональде Верма.
— Раз вы это знаете, вам должно быть известно, что никакого расследования по делу Кертиса больше не ведется.
— Еще бы — когда следователь умер!
— Это дело умерло раньше Энди.
— Кертис жаловался на притеснения?
Сейвард не ответила, и Ковач чувствовал, что его терпение на исходе.
— Слушайте, я ведь могу обратиться к другим геям, которые еще встречаются в нашем управлении. Кертис наверняка жаловался им, прежде чем обратиться в БВД. Но потом я вернусь сюда, а мне кажется, что вы уже достаточно на меня насмотрелись.
— Это верно, — нехотя отозвалась Сейвард. — Полицейский Кертис действительно подал жалобу незадолго до гибели. Поэтому БВД проявило интерес к его убийству. Но все улики указывали только на Верма, и дело закрыли после его признания.
— А на кого именно жаловался Кертис?
— Имена остаются конфиденциальными.
— Я ведь могу сам до них докопаться.
— Вы можете докапываться до всего, что хотите, но не здесь. Дело закрыто, и у меня нет оснований открывать его вновь.
— Почему же Фэллон был так расстроен, если убийца сидит в тюрьме?
— Не знаю. Мне кажется, в последний месяц Энди многое не давало покоя. Вам он, может быть, рассказал бы об этом, но мне — нет. А я не строила догадок. Никто не может залезть другому в душу — слишком много преград.
— Уверен, что уж вы-то можете. — Ковач посмотрел ей в глаза, пытаясь преодолеть “преграды”, но потерпел неудачу. — Вам ведь не привыкать копаться в дерьме. Я тоже уже увяз в нем по колено и перестал обращать внимание на запах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109