Что ж хорошего, если, так вот бездумно ты поставишь крест на своей карьере? Нет, послушай! Если от тебя потребуют нужное им заявление, сделай – пусть заткнутся. А если все же мне придется уйти, проси нового назначения. Пускай переведут тебя в другой участок, на должность старшего инспектора – будешь там по-прежнему заниматься – делом, которому тебя научили. – Он поднял свою мясистую ладонь, как бы предупреждая возможные возражения. – Да и в конце концов о пенсии надо подумать. Ты ведь не Питер Пэн, черт возьми.
– Сэр, – решил все же возразить Слайдер.
Но Диксон, похоже, уже выдохся.
– Ладно, – сказал он, как бы уступая, – делай, как знаешь.
Слайдер покинул кабинет шефа с тревожным предчувствием. Старик решил пойти до конца – и правильно. Он не может и не должен позволить так легко приклеить ему ярлык горького пьяницы и неудачника. И в то же время у него был какой-то отрешенный вид. Как будто он не желал вмешиваться в ход событий, давая возможность всему идти своим чередом, – или у него просто недоставало сил.
Следующие три дня Слайдер пребывал в состоянии нервного ожидания, готовясь в любой момент получить уведомление о служебном расследовании, что означало бы, что Диксон отказался встать на компьютерный учет. А на четвертый день Диксона прямо за рабочим столом поразил сердечный приступ, освободив от необходимости выбора между пленом или смертью на поле боя. Вместо этого он бросился, как бы в стиле Батча-Кассиди в такую пропасть, где ему не грозило преследование.
Слайдеру уже приходилось задумываться над тем, что бы он почувствовал, если бы Диксон отправился туда, откуда никто не возвращается. Он допускал, что подобное событие вызовет у него чувство печали, может быть, сожаление об утрате. Но он никак не предполагал, что ему предстоит испытать одновременно состояние озлобления и подавленности. Кто же мог подумать, что Диксона убьют? Единственным утешением было то, что шеф покинул службу и белый свет без единого пятна в послужном списке. Павший герой. Слайдер представил себе, каких ухищрений стоило такому «неудобному» человеку, как Диксон, в течение тридцатилетней службы избегать того, – чтобы его втоптали в грязь.
Слайдер услышал настойчивые телефонные звонки в дальнем конце коридора, но когда добежал до двери своего кабинета, телефон умолк. Слайдер только пожал плечами и решил подойти к рабочему столу – вдруг, пока он отсутствовал, там появилось что-нибудь новое. Но на столе лежала та же дребедень, что и полчаса назад. Бывали и раньше такие периоды, когда наступало как бы затишье и он превращался в обыкновенного канцелярского служащего. Он взял в руки папку с документами, которые все время откладывал на потом, но, когда в дверь кабинета постучали, он с облегчением оторвался от них, испытывая при этом благодарность к тому, кто отвлек его от работы.
В приоткрывшейся двери показалась голова Жабловски. Волосы у нее всегда были коротко подстрижены и стояли ежиком. В первые дни после очередного посещения парикмахерской, на нее вообще жалко было смотреть – небольшие заостренные кверху уши напоминали двух зайчат, которые, лишившись убежища, сиротливо сидят посреди жнивья.
– Ой! Вы здесь, сэр.
– Как видите. Какие проблемы?
– Нам позвонил мистер Бэррингтон, спросил, где вы. Я обещала, что как только вас увижу, сразу же передам, что ему надо с вами встретиться. Кстати, он звонил по вашему телефону.
– Я только что вернулся. А откуда он звонил?
– Отсюда. Я имею в виду, из кабинета мистера Диксона, сэр.
– Уже? А мне казалось, что он не выйдет раньше понедельника.
Жабловски наморщила нос.
– Не терпится в чужие сапоги запрыгнуть. А может, решил застать нас врасплох. Мак-Ларен сказал...
– Начнем с того, что отбросим всякие предубеждения, – одернул ее Слайдер. – Надо же дать человеку шанс.
– Хорошо, шеф, пусть будет по-вашему, – сказала Жабловски, демонстрируя всем своим видом, что она в корне не согласна.
Было довольно неприятно, постучав в дверь кабинета Диксона, услышать, как незнакомый голос отвечает:
– Да!
При этом особенно удручала сама форма ответа. Ведь если человеку трудно произнести более длинное слово «войдите», вряд ли он создаст нормальную обстановку для работы. Тем не менее, оказавшись в кабинете, Слайдер, следуя своим принципам, постарался придать лицу приветливое выражение, с которым любой служащий должен представляться новому начальнику.
– Моя фамилия Слайдер. Вы хотели меня видеть, сэр?
Бэррингтон стоял сбоку от своего стола, повернувшись спиной к двери, и смотрел в окно. Его руки были свободно опущены вниз – только пальцы правой нервно барабанили по столу. Так как он был высок и имел при этом крепкое телосложение, его темный силуэт на фоне окна делал комнату менее освещенной, чем обычно. Несмотря на свою массивную фигуру – благодаря сильно развитой мускулатуре, а не жировым отложениям – он выглядел вполне раскованным и элегантным, тем более, что на нем был прекрасно сшитый костюм. Слайдер невольно сравнил его с Атертоном, который вечно придавал своей фигуре несколько изогнутый контур, как бы извиняясь за свой необычно высокий рост. Костюм нового шефа наверняка вызвал бы у него одобрение. Даже Слайдеру, который ничего не смыслил в портновском искусстве, сразу бросилось в глаза его отличное качество. Что же касается обуви – а по глубокому убеждению Слайдера, в ней в наибольшей степени проявляется характер человека, – то на ногах у Бэррингтона были дорогие черные туфли из толстой кожи, начищенные до такого блеска, которого могут добиваться разве что солдаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124