Каким-то чудом уцелели даже старые ворота в форме солнца, поднимающегося из-за горизонта; двери и оконные переплеты тоже с тех пор ни разу не заменялись. Но особенно старомодным казался гараж с деревянными воротами и покрытой толью крышей, который был в свое время главной приманкой, которую придумали проектировщики, чтобы заманить в пригород переселенцев из городских районов Лондона.
Госпожу Долли Диксон Слайдер застал за работой в палисаднике перед домом. Услышав звук отодвигаемой щеколды, который донесся до нее со стороны калитки, она распрямилась навстречу гостю. В длинной холщовой рубахе, юбке неопределенного фасона, соломенной шляпе и садовых перчатках эта женщина выглядела такой же вневременной, как и ее жилище.
– Вот, занимаюсь бегониями, – сказала она. – Боб просто обожал их, а мне, если честно, они никогда не нравились. Лепестки такие мясистые, что весь цветок выглядит как-то ненатурально. Я их держу только как память о покойном, но и они, похоже, уже умирают. – На лице миссис Диксон появилась печальная улыбка. – Может, я как-то подсознательно делаю им вред? Но нет, думаю, эта все же не так.
Слайдер поймал себя на мысли, что вновь получает удовольствие, слушая необыкновенно приятные переливы голоса хозяйки, ее мягкий и совершенный по звучанию выговор. Как-то ему доводилось раньше слышать – правда, он не помнил уже точно, где и от кого, – что Долли имела какое-то чуть ли не аристократическое происхождение. Так что для копа Диксона это была вполне удачная партия.
– Я ничего не знаю о бегониях, – сказал он. – Потому что к этим цветам у меня тоже никогда не было особого интереса.
– Знаете, у меня так получилось на днях, что когда я на них смотрела, то вдруг моя рука как-то сама собой потянулась к одному цветку, я его погладила и стала с ним разговаривать, прямо как с человеком. Это были всегда самые любимые цветы Боба. Но, кажется, сейчас уже время пить кофе, – сказала миссис Диксон, освобождая свои руки от садовых перчаток.
Руки хозяйки, как и ее лицо, оказались загорелыми и в веснушках, но кожа на них была до такой степени обвислой и морщинистой – в отличие от тугой, блестевшей на солнце кожи лица, – что Слайдеру сначала даже показалось, будто у нее под садовыми были надеты еще какие-то перчатки. Он подумал, что она, должно быть, сильно потеряла в весе за последнее время.
Миссис Диксон поняла по направленному на ее руки взгляду гостя, о чем он сейчас думает, и постаралась отвлечь его внимание.
– А что это у вас в коробке? – спросила она, кивнув головой в сторону предмета, который держал в руке Слайдер.
– Да так, небольшой торт, – сказал он. Молодая продавщица, отпускавшая ему торт в магазине, перевязав коробку узкой атласной ленточкой, сделала на картонной крышке, кроме узла, бантика еще и небольшую петельку для пальца покупателя, на котором он теперь и висел. Слайдер, вдруг увидевший себя как бы со стороны, испытал такое сильное смущение, что его можно было бы сравнить разве что со стыдом, который будет переживать какой-нибудь завсегдатай бара, выпивающий за вечер по десять пинт пива, если его вдруг застанут за плитой на кухне с повязанным вокруг талии передником.
– Я долго думал, с чем придти к вам, и вот решил... – сказал он, как бы извиняясь.
– Наоборот, это очень даже хорошо, – проговорила Долли с той непринужденной снисходительностью, которую приобретают дамы, всю жизнь работающие во всевозможных общественных комитетах. – Кофе пить скучно, если его нечем закусить. Но давайте сначала пройдем в дом.
Когда Слайдер проследовал за хозяйкой в переднюю дверь, первое, что он испытал, находясь в доме своего бывшего шефа, было ощущение, что в нем как-то по-особому пусто и безмолвно. А еще здесь пахло воском для мебели с лавандовой отдушкой, пахло коврами, расстеленными на полу в комнатах, в одной из которых, наверно, было жарко от светившего прямо в окно солнца, а в другой раздавалось мерное тиканье часов. Слайдеру вспомнилось, что примерно такое же впечатление производил на него в детстве его родительский дом, когда он вдруг возвращался в него из школы раньше обычного. И всякий раз знакомое до мельчайших подробностей жилище представало перед его удивленным взором в каком-то совершенно неузнаваемом виде, как будто он заставал его в момент неведомой никому метаморфозы.
Так же, как снаружи, дом Диксона все годы, прошедшие с момента его постройки, оставался и внутри, можно сказать, virgo intacta: никаких сломанных перегородок, перестраиваний или пристраиваний, перемещений каминов и дверных проемов. В доме было много хорошей, дорогой мебели, но вся она отвечала вкусам двадцатилетней давности. Качество и стиль внутреннего убранства говорили о том, что каждая покупка делалась после того, как тщательно продумывались все детали, и раз привезенная и установленная вещь с места уже не сдвигалась. Потому что Долли Диксон меньше всего была склонна к бесконечным перестановкам мебели, переклейке обоев и перепланировке комнат, которыми так одержима была Айрин. Ее дух пребывал в мире с окружавшими ее предметами.
Миссис Диксон пригласила Слайдера пройти с ней в кухню. А там все в этот момент буквально сияло от бившего прямо в окно солнца. Но даже при таком ярком освещении Слайдер нигде не заметил даже самых незначительных следов грязи. Вся мебель и кухонное оборудование, казалось, были такими же новыми, как в день их установки, несмотря на то, что с тех пор прошли уже годы и годы, о чем можно было догадаться хотя бы по тому, что стоявшая на своем первоначальном месте кухонная плита уже давно нигде не встречалась, а кремовые и зеленые керамические плитки, которыми были облицованы стены, со времен войны вообще уже больше не выпускались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124