А что касается остального, то даю тебе время до среды. Ты слышишь? До среды. Потому что в четверг в эту церковь не должен войти даже сам Господь Бог. Иначе я выжму из тебя эти шесть лимонов по капле, вместе с твоей поганой кровью. Ты идиот. Ты просто идиот».– Я всегда говорил, что с попом свяжешься – добра не жди, – вздохнул дон Ибраим. Перехиль жестко глянул на него.– Это от вас добра не жди.Удалец склонил голову – точно так же, как когда его отчитывал судья на ринге или когда публика, пришедшая посмотреть корриду, свистела и орала, осыпая его оскорблениями.– Тогда, с бензином, – произнесла Красотка Пуньялес, – это было знамение свыше. Пламя чистилища.Она по-прежнему смотрела отсутствующим взглядом на последнюю афишу Манолете, а муха, насосавшаяся вина из следов от бокалов на столе, ползала по ее серебряным браслетам. Дон Ибраим с нежностью оглядел ее цыганский профиль, сильно подведенные глаза (черный карандаш расплылся в морщинках вокруг глаз так же, как и карминовая помада вокруг губ) и снова ощутил на своих плечах груз ответственности. Удалец, подняв голову, смотрел на него, как всегда, глазами преданного пса. По-видимому, он уже переварил это «от вас добра не жди» и теперь пребывал в ожидании какого-нибудь сигнала, чтобы понять, как следует к этому отнестись. Дон Ибраим успокоил его взглядом, который затем перевел на кучку пепла на кончике своей сигары, а потом, с меланхолическим выражением, – на шляпу-панаму, висевшую на спинке соседнего стула вместе с тростью, подаренной ему Марией Феликс. Так некогда Улисс – грустно подумал он, вспомнив классику, – во мраке ночи, стоя на капитанском мостике своего корабля, слышал, что впереди волны разбиваются о рифы, и знал, что на него с верой и надеждой устремлены глаза аргонавтов. Сумей они сейчас угадать его мысли, все аргонавты до последнего попрыгали бы за борт. А первым – он, дон Ибраим.– Знамение свыше, – повторил он, подтверждая тезис Красотки частично из уважения, частично из-за отсутствия других аргументов, стараясь придать себе солидный и достойный вид. – В конце концов, со стихией не поборешься.– Озу.Перехиль подвел итог дебатов о знамениях свыше длинным и замысловатым ругательством – что-то касательно штанов Пресвятой Девы, – услышав которое официант, мывший посуду за прилавком, заинтересованно поднял голову.– Это значит, – переведя дух, спросил Перехиль, – что вы выходите из игры?Дон Ибраим исполненным достоинства жестом положил на грудь руку, украшенную перстнем-печаткой из фальшивого золота. При этом кучка пепла с сигары наконец шлепнулась ему на живот.– Мы не предатели.– Не предатели, – эхом повторил Удалец, перед мысленным взором которого качался затянутый брезентом ринг.– Слышали мы ваши песни, – отрезал Перехиль. – Время на исходе. В следующий четверг в этой церкви не должно быть службы.Экс-лжеадвокат поднял руку.– Поскольку не представляется возможным заняться формой, – внушительно произнес он, – займемся содержанием. Хотя по велению совести мы решили не покушаться на само священное место, нет никаких препятствий или преград к тому, чтобы мы занялись человеческим элементом. – Он пососал сигару и посмотрел, как в воздухе тает колечко ароматного дыма. – Я имею в виду священника.– Которого из трех?– Старого, – с конфиденциальной улыбкой ответил дон Ибраим. – Согласно информации, полученной Красоткой от соседок и прихожанок, молодой викарий уезжает завтра, во вторник, после чего глава прихода остается наедине с опасностью. – Его глаза, печальные, покрасневшие, лишенные ресниц вследствие эпизода с бензином, были устремлены на подручного Пенчо Гавиры. – Ты следишь за ходом моей мысли, дружище Перехиль?– Слежу, слежу. – Перехиль, заинтересованный, переменил позу, – Только не знаю, куда она тебя выведет.– Ты, или кто-то еще… вы не хотите, чтобы в четверг в церкви была отслужена месса. Правильно?– Правильно.– А не будет священника – не будет и мессы.– Конечно. Но вы же мне заявили на днях, что вам совесть не позволяет сломать старику ногу. А я, честно говоря, этой вашей совестью уже сыт по горло.– Ну зачем же заходить так далеко? – Экс-лжеадвокат посмотрел по сторонам, потом на Красотку и Удальца и понизил голос. – Представь себе, что этот достойный муж, этот почтенный служитель Господа нашего исчез на два-три дня. Без всякого физического ущерба.Луч надежды озарил лицо Перехиля:– Вы можете взять это на себя?– Разумеется. – Дон Ибраим снова пососал сигару. – Дело чистое, без всяких осложнений и переломов. Только оно обойдется тебе немножко подороже.– Сколько еще? – недоверчиво взглянул на него Перехиль.– Да совсем чуть-чуть. – Дон Ибраим мельком глянул на своих сообщников и решился: – По пол-лимона на брата. На жилье и питание.При данных обстоятельствах четыре с половиной миллиона действительно были тем, что дон Ибраим назвал «совсем чуть-чуть», поэтому Перехиль жестом дал понять, что вопросов нет. На самом деле бумажник его был пуст, как никогда, но если дело выгорит, то Пенчо Гавира не станет торговаться из-за таких мелочей.– Что вы надумали?Дон Ибраим устремил взгляд за окно, на узкую белую арку входа в переулок Инкисисьон, колеблясь, стоит ли вдаваться в подробности. Ему было жарко, очень жарко, несмотря на прохладное вино; ему нестерпимо хотелось снять пиджак и глубоко вздохнуть. Взяв веер Красотки, он пару раз обмахнулся. Кто знает, чем может кончиться вся эта история.– На реке есть одно местечко, – осторожно произнес он. – Корабль, на котором живет Удалец. Если хочешь, мы можем продержать этого священника там до пятницы.Перехиль взглянул в лишенные всякого выражения глаза Удальца и поднял бровь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162