Обвинения простирались от жестокого обращения с детьми до поощрения
правонарушений. Пока что этого сделать не удалось, но когда-нибудь могло и
удаться.
И, в конце концов, в продаже были хитроумные устройства, которые
позволяли слепым и глухим отчасти видеть и слышать. Кому-то из келлеритов
они могли помочь. Однажды в Беркли я познакомился со слепоглухой женщиной.
Я выступлю в защиту Келлера.
А что касается этих машин...
В библиотеке Келлера была машина, состоявшая из телевизионной камеры
и игольчатой матрицы, управляемой компьютером. С ее помощью вы можете
получить движущееся изображение того, на что смотрит камера. Она небольшая
и легкая, предназначена для ношения - так, что игольчатая матрица
прилегает к спине. Стоит она около тридцати пяти тысяч долларов.
Я обнаружил ее в углу библиотеки, провел по ней пальцем, и на толстом
слое пыли появилась блестящая полоска.

Появлялись и исчезали другие люди, а я оставался там. Келлер посещало
не так много гостей, как в других поселениях, где я побывал - он находился
на отшибе.
Как-то около полудня появился мужчина, осмотрелся вокруг, и без
единого слова удалился.
Однажды вечером появились две шестнадцатилетние девушки-беглянки из
Калифорнии. Перед обедом они разделись, и были потрясены, когда
обнаружили, что я зрячий. Пинк напугала их до смерти. Бедняжкам предстояло
порядком набраться жизненного опыта, прежде чем достичь уровня Пинк; но и
Пинк в Калифорнии могло сделаться не по себе.
Была милая пара из Санта-Фе; они были как бы связными между Келлером
и адвокатом. У них был девятилетний сын, который все время болтал с
другими детьми посредством жестов. Приезжали они примерно раз в две недели
и оставались на несколько дней, впитывая в себя солнце и каждый вечер
участвуя в Собраниях. Они неуверенно пользовались стенографией, и оказали
мне любезность, не пользуясь речью при общении со мной.
Время от времени заглядывали индейцы. Их поведение было едва ли не
агрессивно-шовинистическим. Они все время носили джинсы и сапоги. Но было
очевидно, что они уважают обитателей, хотя и считают странными. У них с
коммуной были деловые отношения. Именно навахо увозили продукцию
келлеритов, которую каждый день доставляли к воротам и продавали ее,
оставляя себе процент. Они обычно усаживались и церемонно объяснялись на
языке жестов. Пинк сказала, что в сделках они были безукоризненно честны.
И примерно раз в неделю все родители отправлялись в поле и занимались
***.

Я все лучше и лучше объяснялся посредством стенографии и языка тела.
Мои странствия длились уже месяцев пять, и на носу была зима. Я еще не
размышлял о том, чего же я хочу, и не думал по-настоящему о том, чем же
собираюсь заниматься в течение оставшейся жизни. Наверное, привычка к
бродяжничанью слишком въелась в меня. Я оставался в Келлере и совершенно
неспособен был принять решение: уходить или всерьез подумать о том, хочу
ли оставаться там надолго.
И тут я получил толчок.
Долгое время я думал, что это связано с экономическим положением
извне. Обитатели Келлера отдавали себе отчет в том, что существует внешний
мир. Они знали, что изоляция и пренебрежение проблемами, которые с
легкостью можно было отбросить как несущественные для них, опасны. Поэтому
они выписывали издаваемую для слепых "Нью-Йорк таймс" и большинство из них
ее читало. У них был телевизор, который включали примерно раз в месяц.
Дети смотрели его и пересказывали родителям увиденное.
Поэтому я знал, что "отсутствие спада" медленно переходило в более
нормальную спираль инфляции. Открывались рабочие места, возобновилось
движение денег. Когда вскоре я очутился снаружи, то подумал, что причина в
этом.
В самом же деле она была сложнее. Она была связана с тем, что я снял
один слой стенографии и обнаружил под ним другой.
Язык рук я выучил за несколько легких уроков. Потом я узнал о
существовании стенографии и языка тела и о том, что ими овладеть гораздо
труднее. За пять месяцев постоянного погружения в язык - а это
единственный способ овладеть им - я достиг в стенографии уровня
пяти-шестилетнего. Я знал, что смогу ею овладеть, было бы время. Язык тела
- дело другое. В нем продвижение нельзя определить с такой же точностью.
Это язык переменчивый и чрезвычайно ориентирован на межличностные
отношения - в зависимости от собеседника, времени и настроения. Но я
овладевал им.
Затем я узнал о Касании. Это лучший способ описать это понятие одним
невымученным словом. А имя, каким они называли эту четвертую стадию языка,
постоянно изменялось, что я и попытаюсь объяснить.
Впервые я узнал о нем, когда попытался познакомиться с Дженет Рейли.
К тому времени я знал историю Келлера, и во всех рассказах она занимала
весьма видное место. Я знал всех в Келлере, а ее не мог найти нигде. Я
знал всех по именам вроде: Царапина, Женщина-без-переднего-зуба,
Мужчина-с-жесткими-волосами. Это были имена на стенографии, которые дал им
я сам, и все они не возражали против них. Внутри коммуны они не
употребляли имена, данные им во внешнем мире. Эти имена ничего для них не
значили; они ничего не говорили и ничего не описывали.
Вначале я решил, что то, что не позволяет мне отчетливо
сформулировать интересовавший меня вопрос о Дженет Рейли - это плохое
владение стенографией. Потом я увидел, что они сознательно не отвечают
мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21