Мы предполагаем снова встретиться в среду, после того как они обсудят дело со своими головными учреждениями. Хорошо уже то, что завод пока что работает и сбывает свою продукцию, получая доход, и пока там действует Десмонд Финч и нынешний главный технолог, завод остается на плаву. — Вы... вы говорили с кредиторами насчет скачек?
— Они поняли, что вы имеете в виду, и обсудят этот вопрос в среду.
— Значит, надежда есть?
— Но они хотят, чтобы сэр Айвэн вернулся к своим делам.
— Я тоже хочу этого, — вырвалось у меня.
— А пока что, однако, вы имеете право ставить свою подпись вместо него. Он непреклонен в том, что делать это можете только вы и никто другой.
— Даже его дочь?
— Я задавала ему тот же самый вопрос. Александр — и никто другой, таково решение сэра Айвэна.
— В таком случае я сделаю все, чего вы захотите от меня, и... Маргарет...
— Да?
— Как вы сегодня одеты?
Наверное, она от удивления открыла рот и не знала, что сказать. Потом засмеялась:
— Кофе со сливками.
— Мягкие, приятные тона?
— Действующие на подсознание. В среду — неяркий, практичный темно-синий костюм. Деловито, но не слишком.
— Дай Бог, чтобы это помогло.
— В самом деле... — В ее голосе появилась неуверенность. — В этом есть что-то странное...
— В чем?
— В счетах пивоваренного завода. Вот оно что!
— Что именно там странного? — спросил я.
— Не знаю. Не могу точно сказать. Как будто ощущаешь какой-то запах, но не можешь определить, что это. — Вы пугаете меня, — сказал я.
— Не волнуйтесь. Возможно, все гораздо проще, чем кажется.
— Я верю вашему чутью. Она вздохнула:
— Тобиас Толлрайт представил данные аудиторской проверки. На него можно положиться. Если бы что-то было не так, он заметил бы это.
— Не спугните кредиторов, — взмолился я.
— Их интересует только будущее — возврат их денег. То, что тревожит меня, — она перешла на полушепот, — в прошлом. Теперь я буду думать об этом перед тем, как заснуть, удачные решения часто приходят в голову ночью, во сне.
Я пожелал ей плодотворных сновидений и, сидя в своей заливаемой дождевыми струями машине, понял, как мало у меня знаний, чтобы ответить на те вопросы, которые встают один за другим. Приходится во многом, слишком во многом полагаться на Тобиаса Толлрайта, Маргарет Морден и Юнга (Аттли).
Мое дело — живопись. Я хотел заниматься своим делом.
Меня тянуло к нему с неодолимой силой, рождаемой сплавом воображения с физическим стремлением почувствовать в своих руках краски. Такое состояние овладевало мною всякий раз, когда возникший замысел казался достойным осуществления: таинственное, необъяснимое побуждение не давало мне покоя, побуждение, которое можно назвать творческим началом. И неважно, стоил ли результат того, чтобы стремиться к нему, или нет.
В хижине меня ждал мой старый друг мольберт и новые краски, привезенные из Лондона, и мне пришлось сурово напомнить себе, что необходимо сделать еще два телефонных звонка, прежде чем зажигать новую лампу (купленную в магазине для туристов) и готовить к утру холст.
Натянуть ткань на подрамник. Три раза загрунтовать гипсом, чтобы получилась хорошая поверхность, дать грунту высохнуть. Затем положить на него серую краску, смешанную с титановыми белилами. Набросать рабочие эскизы. План. Сон. Мечту.
Я позвонил матери.
Айвэну не стало лучше, но не стало и хуже. Он согласился переговорить с какой-то женщиной или с кем-то еще о спасении пивоваренного завода, но по-прежнему хочет, чтобы я действовал от его имени, пока сам он не соберется с силами.
— Хорошо, — сказал я.
— Больше всего сейчас беспокоит нас Сэртис, — сказала мать.
— Сэртис? А в чем дело?
— Он ведет себя как параноик. Он бесит Пэтси. Впрочем, ее бесит все, что угодно. Я хочу, чтобы ты вернулся сюда, Александр. Ты единственный, кто никого не запугивает и не третирует.
— А Пэтси разве третирует и запугивает Айвэна?
— Да, ужасно, но он не может этого понять — или не хочет. Он сказал Оливеру Грантчестеру, что намерен сделать приписку к своему завещанию, а Оливер, кажется, сообщил об этом Пэтси, и та теперь настаивает, что должна знать содержание этой приписки, но Айвэн и мне ничего не говорит. Ах, дорогой мой, как все это тяжело для Айвэна! Пэтси, в сущности, живет здесь, она то и дело вертится возле Айвэна.
— А Сэртис? Почему ты назвала его параноиком?
— Он утверждает, что его повсюду преследует какой-то бритоголовый субъект. — Что? — спросил я севшим от удивления и неожиданности голосом.
— Я знаю, это чушь и бред. Никто больше, кроме Сэртиса, не видел этого бритоголового. Сэртис говорит, что бритоголовый исчезает, когда он, то есть Сэртис, оказывается в окружении других людей. Пэтси очень зла на него. Я так хочу, чтобы они не торчали все время в нашем доме. Айвэну нужны покой и тишина. Возвращайся, Александр, прошу тебя.
Голос матери звучал непривычно, так много мольбы было в нем. Слишком многие люди хотят слишком многого. Я понимал, что им нужен кто-то, чтобы решать их проблемы, — проблемы Айвэна, моей матери, Тобиаса, Маргарет, даже моего дяди Роберта, — но я не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы делиться ими со всеми этими людьми.
Я хотел заниматься живописью.
— Я скоро вернусь, — сказал я матери.
— Когда?
О небо, подумал я и промямлил:
— В среду ночью. Потом я позвонил Джеду.
— В замке страшный переполох, — сказал Джед.
— Из-за чего?
— Энди, юный внук Роберта, удрал с «Золотым кубком короля Альфреда».
ГЛАВА 7
Я не удержался от смеха.
— Да, разумеется, — сказал Джед. — Я так и думал, что это очень смешно.
— Но как все это случилось?
Оказалось, что вскоре после возвращения Роберта и его гостей в замок на шотландский вечерний чай с горячими лепешками и кое-чем покрепче неожиданно, без предупреждения, явилась с новым визитом Зоя Ланг и привезла с собой эксперта по драгоценным камням.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100