банки без зазрения совести крутят эти деньги, гребут с них выгоду и не очень спешат отыскать законных владельцев и наследников.
— Синдром Генриха VIII, — сказал я.
— Что? — не понял Тобиас.
Я пояснил свою мысль, рассказав Тобиасу об ограблении церквей в эпоху Генриха VIII и о золотых сокровищах, зарытых служителями церкви в землю.
— Хорошая аналогия, — сказал Тобиас.
Когда я уходил, он, сокрушая очередную зубочистку, решал уже чьи-то еще проблемы. Следующий визит я нанес Маргарет Морден.
Она выслушала мое повествование о некоторых подробностях ухода из жизни Нормана Кворна и сказала:
— Бедняга!
— Значит, вы не считаете, что его смерть — достойная кара за совершенный им грех? — спросил я.
— Смерть! Вы в этом уверены? Интересно, где провели вы последние пятьдесят лет? Кара за грехи в наши дни — несколько лет содержания на всем готовом за счет государства плюс возможность получить образование под крылышком разных обществ помощи бывшим узникам.
— Цинично.
— Зато правдиво.
— А как обстоят дела с жертвами преступлений?
— Жертвам достается в удел порицание за преступления, совершенные против них — весьма сожалею, но такое бывает часто, — и лишь изредка им предлагают возмещение хотя бы на уровне содержания на всем готовом и университетского образования. Бедность, забвение, безвестная могила — вот участь жертв. За грешниками же с их чековыми книжками гоняются репортеришки из бульварных газет.
— Маргарет!
— Ну что? Теперь вы знаете меня немножко лучше? — сказала она. — Норман Кворн ограбил бедных старых вдов, лишив их жалких дивидендов и надо быть идиотом, чтобы поверить, что он умер от угрызений совести.
— "Бедные старые вдовы"... Звучит немного сентиментально.
— Вы бы не сказали этого, доведись вам самому быть на их месте.
— Ну хорошо... Если дивиденды бедных старых вдов застряли где-то в иностранных банках, как нам отыскать и вернуть их?
— Вам-то это зачем? — сказала Маргарет.
Я опустил голову и смотрел на собственные руки. Что я мог сказать в ответ? Маргарет сочла бы меня сентиментальным слюнтяем — только и всего.
— Я говорю то, чего не думаю, Ал. У меня сегодня паршивое настроение. Я занята одним умышленным банкротством, единственная цель которого — избежать платежей мелким кредиторам. А эти мелкие кредиторы могут вылететь из-за убытков в трубу. Люди, делами которых я занимаюсь, хотят отделаться от своих поставщиков, разорить их, объявив себя банкротами и закрыв свое дело, а потом начать все заново под другой вывеской.
— А это законно? — спросил я.
— Да, законно. Отсюда мораль — вас можно надуть. Я ничем не могу быть полезна таким людям, как вы. А теперь уходите и оставьте меня наедине с моим разочарованием.
— Я хотел спросить вас, можно ли проследить пути движения украденных денег? Может, вы помните какие-нибудь пункты назначения?
Она нахмурилась, а затем, как и Тобиас, обратилась к помощи компьютера.
— Возможно, — заговорила она через некоторое время (и в голосе ее слышна была неуверенность), — возможно, Норман Кворн послал совсем небольшую сумму в какой-нибудь банк на Багамских островах, а тот переправил ее дальше — в банк на Бермудских островах, который вернул все эти деньги обратно в Вонтидж. Проведенные операции могли быть не подтверждены подписанными документами, и половина информации, например, подлинные номера счетов, — утеряна. Если деньги пивоваренного завода в одном из таких сомнительных банков, и не пытайтесь отыскать их.
— Огромное спасибо.
— Не вешайте носа. Первое, что я сделала сегодня утром, — проконсультировалась с вашими кредиторами. Соглашение, которое они подписали с вами, останется в силе, независимо от смерти Нормана Кворна.
ГЛАВА 9
От Маргарет я отправился в офис «Юнга и Аттли», не очень надеясь застать там кого-нибудь, но когда я постучался в дверь и повернул ее ручку, дверь открылась.
В тот день меня встретил там не бритоголовый тип и не секретарша, а также не мистер Юнг с усами и даже не футбольный тренер Аттли, а мужчина открытым лицом и честным взглядом. На вид этому человеку было примерно столько же лет, сколько мне, а одет он был, как я, только, пожалуй, еще более нарочито официально. Джинсы, рубашка, свитер, и ни намека на галстук. Главное отличие между нами состояло в том, что у него были очень короткие светло-русые волосы, в то время как мои доходили до плеч.
— Привет! — сказал я и улыбнулся.
— Привет.
— Как вас теперь называть?
— Крис.
— Крис Юнг? Он кивнул:
— Я тут слегка подсуетился для вас.
Его акцент не изменился. У всех троих: бритоголового, секретарши и Криса Юнга он был одинаковый.
— И? — спросил я.
— Был такой золотых дел мастер по имени Максим. Он жил и работал в Лондоне в восемнадцатом веке. Как Гаррард или Эспри в наше время. Хорошая репутация. Делал модные вещи, например, павлинов для орнамента столов, золотые филигранной работы перья с настоящими драгоценными камнями.
— Тоб обещал мне, что вы окажетесь на высоте, — сказал я.
— И только?
— Нет, что вы покажетесь мне великолепным мастером своего дела. Гением, если говорить откровенно.
Он без ложной скромности расцвел в улыбке:
— Мне Тоб говорил, что у вас изворотливый ум и что не надо придавать слишком большого значения вашим манерам и лучше держаться с вами просто.
— Я убью его.
— И еще Тоб сказал, что вы выросли в замке.
— Это было малоинтересно.
— Да, еще бы. Я-то вырос в приюте для сирот. Там очень интересно.
Мы с полуслова понимали друг друга. Я нарисовал «Золотой кубок короля Альфреда», а Крис Юнг позвонил тому, кто дал ему сведения о ювелирах, и подробно описал чашу:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100