Оливер Грантчестер, как всегда, громогласный и властный, счел само собой разумеющимся, что руководить этой полуделовой встречей должен именно он. Откашлявшись, он повторял: «Внимание, внимание, дайте мне слово», — пока ему не вняли и не приготовились выслушать.
— Предлагаю всем занять свои места и, не откладывая дела, обсудить сложившуюся ситуацию и будущее, — возвестил он.
Я оглядел стоящие вокруг диваны, стулья и скамеечки для ног, а потом перевел взгляд на мать, по одну сторону от которой сидел я, а по другую — Эмили, на Пэтси, Сэртиса (очень хмурого) и Ксению (ерзающую от беспокойства), на Маргарет Морден и Тоба, на Самого (графиня с Джеймсом и невесткой уехали), на Оливера Грантчестера (преисполненного сознания своей ответственности), на Десмонда Финча (натянуто улыбающегося) и, наконец, на Криса, успевшего стать моей тенью.
Крис сидел, закинув одну длинную ногу на другую, демонстрируя изящные бедра. Картину завершали черные спортивные ботинки на небольшом каблуке («Не бойся, я спокойно могу в них бегать», — сказал мне Крис про обувь).
Оливер Грантчестер окинул Криса недовольным взглядом:
— Вы можете быть свободны.
— Пусть он останется, — начал было я, но спохватился, делая вид, что оговорился, и исправил свое упущение. — Я просил Кристину остаться. Она моя гостья.
Никто на это не возразил. Тоб уткнулся лицом в ладони и затрясся от усилий, направленных на то, чтобы подавить приступы предательского смеха.
— Все мы знаем, — снова заговорил Оливер Грантчестер, — что полномочия доверенного лица, которые были представлены Александру, теряют силу в связи с кончиной Айвэна. Отныне Александр не имеет права вести какие бы то ни было дела, касающиеся состояния, оставшегося после Айвэна. Пэтси запрещает ему это. — Последние слова он произнес с чувством особого удовлетворения.
Пэтси энергично кивнула, подтверждая сказанное. Сэртис ухмыльнулся. Ксения, еще недостаточно взрослая, чтобы вполне понять смысл того, что говорил Оливер, просто излучала в мою сторону ненависть, столь прочно воспринятую от матери, что теперь ее можно было бы назвать наследственной.
— Существует еще приписка к завещанию, — примирительно сказал я.
Оливер прервал меня:
— Нам известно, что Айвэн хотел составить такую приписку, но мы нигде не нашли ее. Остается лишь предположить, что Айвэн уничтожил этот документ, как он и намеревался поступить.
— Айвэн не уничтожил приписку, а передал ее мне на хранение.
— Да, конечно, мы это знаем, — теряя терпение, сказал Оливер, — но он потребовал, чтобы вы вернули эту приписку ему. Мы все присутствовали при этом. Он забрал этот документ у вас.
— В этом доме приписки к завещанию нет, — сказала Пэтси.
— Вы обыскали дом? — с любопытством спросил я.
Пэтси в ответ наградила меня свирепым взглядом.
— В моем офисе приписки нет, — спокойно и даже миролюбиво произнес Грантчестер. — Мы можем, не рискуя ошибиться, высказать предположение, что ее больше не существует.
— Нет, не можем, — сказал я. — Айвэн возвратил мне приписку к завещанию — уже после того, как забрал ее у меня. И сегодня, сейчас, она при мне.
Пэтси и Грантчестер пришли в замешательство. — Айвэн вернул приписку к завещанию Александру, — подтвердила мои слова мать, и никто больше, казалось, не собирался оспаривать сказанное.
— В таком случае дайте этот документ мне, и я его зачитаю, — сказал Грантчестер.
С этим я не стал спешить.
— Полагаю, — со всей возможной учтивостью возразил я Грантчестеру, — что мне лучше передать документ Тобиасу Толлрайту, и пусть он ознакомит присутствующих с его содержанием. Если, конечно, не возражаешь, Тоб, — закончил я, обращаясь уже непосредственно к Тобиасу, который, не без труда одолев свою смешливость, принял самый серьезный вид и объявил, что рад оказать мне такую услугу.
Я протянул руку в направлении Криса, который открыл свою кожаную сумочку и достал конверт с припиской к завещанию Айвэна. В этой сумочке — насколько я знал — были еще надушенный платочек, губная помада и тяжеленный медный кастет. Не только Тобу приходилось удерживаться от смеха.
Взяв у Криса конверт, я вручил его Тобиасу.
— Айвэн дважды проставил свою подпись и дату на уже запечатанном конверте, — сказал я. — Присутствующие могут лично убедиться в том, что я после этого конверт не вскрывал.
Тобиас неторопливо проверил и подтвердил безупречное состояние конверта и, вскрыв его, извлек оттуда один-единственный листок бумаги.
Далее он зачитал:
«Я завещаю моих скаковых лошадей Эмили-Джейн Кинлох, известной как Эмили-Джейн Кокс».
Эмили от удивления открыла рот. Она была тронута до слез.
Тобиас продолжал: «Я завещаю чашу, известную как „Золотой кубок короля Альфреда“, моему другу графу Кинлоху».
У дядя Роберта широко открылись глаза. Он, кажется, не сразу поверил тому, что услышал.
«Я назначаю Александра Кинлоха, моего пасынка, моим душеприказчиком вместе с двумя душеприказчиками, уже названными в моем завещании, а именно: Оливером Грантчестером и Робертом, графом Кинлохом».
Пэтси встала и, полыхая гневом, спросила:
— Что означает назначение Александра душеприказчиком?
— Это означает, — бесстрастным тоном объяснил ей Сам, — что Александр обязан помогать распоряжаться имуществом вашего отца в соответствии с завещанием.
— Не хотите ли вы этим сказать, что он сохраняет право голоса в делах пивоваренного завода?
— Да. Пока завод не выплатит долги, за Александром сохраняется такое право.
— Но это невозможно. — Пэтси обернулась к адвокату. — Оливер! Скажите, что никаких прав у Александра нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100