Люси стало стыдно, подумал я, оттого что сейчас ей приходится соглашаться с мнением Эдвина, которое так отличается от ее обычного презрения ко всему материальному. Наверное, даже Люси надеялась, что деньги Малкольма обеспечат им спокойную беззаботную старость.
— Ты должна этим гордиться, — сказал я. Она только невесело кивнула:
— Я горжусь.
— Нет, это бесчестно! — продолжал Эдвин.
— Общество юных поэтов имени Люси Пемброк, — медленно произнес я.
— Да. Откуда ты знаешь? — спросила Люси.
А еще было «Школьное общество имени Сирены Пемброк»… И, конечно, Кубок памяти Куши Пемброк…
— Чему ты улыбаешься? — снова спросила она. — Не хочешь же ты сказать, что очень многого успел достичь в своей жизни? Если Малкольм ничего нам не оставит, тебе придется на старости лет разгребать лошадиный навоз, чтобы хоть как-то прокормиться.
— Бывает работа и похуже, — спокойно ответил я. Вокруг нас были лошади, и привычные шум и суета ипподрома, и чистое небо, и свежий порывистый ветер. Я был бы счастлив делать какую угодно работу, только бы провести всю свою жизнь в таком месте, как Сэндаун-парк.
— Ты попусту растратишь все свои способности, — сказала Люси.
— Я посвятил себя верховой езде.
— Ты слепец и тупица. Единственный из Пемброков мужчина с приличными мозгами, но слишком ленивый, чтобы заставить их приносить пользу.
— Что ж, спасибо, — ответил я.
— Это не комплимент.
— Мне тоже так показалось.
— Джойси сказала, что ты наверняка знаешь, куда подевался Малкольм, и что вы с ним уже помирились, хотя ты вполне мог и соврать ей насчет этого, — сказала Люси. — Джойси сказала, что ты будешь сегодня здесь в это время, если мне понадобится тебя найти.
— Что ты и сделала. Только вот зачем я тебе?
— Не строй из себя дурачка. Ты должен его остановить. Ты единственный, кто на это способен. И Джойси говорит, что ты, наверное, единственный, кто не захочет даже попытаться… но ты должен попробовать, Ян! Ты должен это сделать, если не ради себя, то хотя бы ради всех остальных!
— Ради тебя?
— Ну… — Ей нелегко было так откровенно отказаться от своих убеждений, но они явно готовы были пасть. — Ради других, — решительно сказала она.
Я посмотрел на нее и снова улыбнулся.
— Да ты лицемеришь, дорогая сестричка.
Люси от жгучей обиды не задержалась с ответным обвинением. Она резко бросила:
— Вивьен считает, что ты хочешь снова втереться в доверие к Малкольму и оставить нас всех без наследства!
— От нее я другого и не ожидал, — сказал я. — Полагаю, Алисия теперь думает точно так же, если Вивьен успела скормить ей эти бредни.
— Ты в самом деле ублюдок.
— Не я, а Жервез, — сказал я, слегка ухмыльнувшись.
— Ян!!!
Я рассмеялся.
— Я передам Малкольму, что вы очень озабочены. Обещаю, что найду способ это сделать. А теперь мне пора переодеться, скоро заезд. Вы останетесь посмотреть?
Люси задумалась, а Эдвин спросил:
— Ты надеешься победить?
— Вряд ли. Побереги деньги.
— Ты ведь не можешь принимать это всерьез, — сказала Люси.
Я посмотрел ей в глаза.
— Поверь мне, я действительно отношусь к этому очень серьезно. Никто не имел права убивать Мойру, чтобы не дать ей отсудить половину отцовского состояния. И никто не имеет права покушаться на жизнь Малкольма из-за того, что он тратит свои деньги. Он поступил с нами справедливо. И оставит нам все свое состояние, обеспечит на всю оставшуюся жизнь — в свое время, которое, надеюсь, наступит не раньше чем лет через двадцать. Ты скажешь остальным, что волноваться им не из-за чего, пусть успокоятся и доверятся ему. Малкольм раздразнил вас всех, и я считаю, что он недооценил опасность своих выходок, но его испугала ваша жадность, и он просто решил преподать небольшой урок. Так что можешь им всем передать, Люси, — и Джойси, и Вивьен, и всем остальным, — что чем сильнее вы будете стараться прибрать к рукам его деньги, тем меньше получите. Чем больше вы будете возмущаться, тем больше он растратит.
Она молча на меня смотрела. Потом сказала:
— Мне стыдно.
— Чушь! — продолжал неистовствовать Эдвин. — Ты должен остановить Малкольма! Просто обязан!
Люси покачала головой.
— Ян прав.
— Ты хочешь сказать, он даже не попытается? — недоверчиво переспросил Эдвин.
— Уверена, — ответила Люси. — Разве ты не слышал, что он сказал? Чем ты слушал?
— Все это чушь!
Люси пожала мне руку.
— Раз уж мы здесь, посмотрим твою скачку. Иди переодевайся.
Я не привык к таким сестринским жестам и тону и с оттенком сожаления подумал, что последние пару лет не очень интересовался ее успехами в поэзии.
— Как твои стихи? — спросил я. — Над чем ты сейчас работаешь?
Люси не ожидала таких вопросов. Ее лицо немного побледнело, потом бледность уступила место странной смеси испуга и сожаления.
— Собственно, ничего особенного, — сказала она. — Пока ничего нового.
Я кивнул, как бы извиняясь за неуместную назойливость, и пошел в весовую, потом в раздевалку, размышляя, что поэты, как и математики, чаще всего самые замечательные свои открытия делают в юности. Люси не писала новых стихов. Может быть, больше она никогда не будет писать. И я подумал, что, возможно, ее привычная непритязательность скоро станет казаться неуместной и ненужной, если Люси утратит внутренний покой, который дает творческое вдохновение.
«Бедная Люси!» — подумал я. Жизнь выкидывает чертовски грязные штуки. Люси уже начала дорожить богатством, которое раньше презирала, иначе она никогда бы не явилась по такому делу на скачки в Сэндаун-парк. И я мог только догадываться, что творится у нее в душе. Она сейчас как монахиня, потерявшая веру в Бога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111