Своим пронзительным девичьим голосом Сирена заявила:
— Мы хотим, чтобы он сейчас же выделил нам очень существенные суммы денег. А потом может убираться к черту, куда угодно.
Я прищурил глаза и спросил:
— Кто велел тебе это передать?
— Я сама! — надменно сказала она, потом, немного погодя, добавила: — Мамочка тоже. И Жервез.
Больше всего это было похоже на наглую самоуверенную манеру нашего брата Жервеза.
Дональд и Хелен с нескрываемым интересом выслушали это заявление. Фердинанд и Дебс, несомненно, это уже слышали.
— Жервез считает, что это наилучший выход, — кивнув, добавил Фердинанд.
Я очень сомневался, что Малкольм с этим согласится, но ответил только:
— Когда он мне в следующий раз позвонит, я ему передам.
— Но Джойси совершенно уверена, что ты знаешь, где он скрывается, — заметил Дональд.
— Вовсе не обязательно, — сказал я. — А вы знаете, что Люси и Эдвин тоже здесь?
Это мгновенно отвлекло их внимание, они завертели головами, надеясь отыскать Люси и ее мужа во все увеличивающейся толпе.
— Разве Джойси не сказала, что здесь сегодня должна собраться почти вся семья? — задал я вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.
Фердинанд ответил, не поворачивая головы:
— Она сказала Сирене, что ты будешь здесь. И просила Сирену передать мне, что она и сделала. Вот мы и приехали вместе. Я не знал про Дональда и Хелен и про Люси с Эдвином. Наверное, Джойси хотела застать тебя врасплох.
Его взгляд мельком скользнул по моему лицу, оценивая впечатление. Не думаю, что он сумел заметить что-нибудь интересное. Джойси столько раз называла меня «дорогой мой», хотя чувства ее при этом были далеко не всегда добрыми, что я давно привык не обращать внимания на слова.
Так случилось, что Фердинанд стоял совсем рядом со мной.
Я неожиданно для себя самого наклонился к его уху и тихо спросил:
— Фердинанд, кто убил Мойру?
Он сразу же и думать забыл про Люси, развернулся всем корпусом и напряженно уставился мне в глаза. Я видел, что он быстро что-то перебирает в уме, прежде чем ответить, но разгадать его мысли не мог. Хотя из всех братьев Фердинанд был наиболее близок мне по духу, по сравнению с ним все другие были просто открытые книги. Фердинанд всегда был очень скрытным, наверное, не меньше, чем я сам. Он тоже хотел построить себе потайное убежище в стене палисадника, когда я сделал свое, но Малкольм не разрешил, сказал, что одного вполне достаточно. Фердинанд долго дулся на меня и не разговаривал и злорадствовал из-за дохлых крыс Жервеза. Я задумался, насколько люди, взрослея, остаются похожими на себя в раннем детстве: насколько оправданно утверждение, что все коренным образом меняются, и, напротив, можно ли верить, что где-то в глубине души, под множеством защитных слоев каждый человек остается прежним, каким был в детстве. Хотел бы я, чтобы Фердинанд оставался таким, каким я знал его в десять, одиннадцать, двенадцать лет, — отчаянным мальчишкой, который ездил на лошади, упираясь головой в седло и задрав ноги вверх, — и никоим образом не убийцей.
— Я не знаю, кто убил Мойру, — наконец ответил он. — Алисия утверждает, что ты. Она сказала полиции, что убийца — наверняка ты.
— Это не я.
— Алисия считает, что полиция могла бы легко опровергнуть твое алиби, если бы постаралась.
Они в самом деле очень старались: проверили, чем я занимался каждые отдельно взятые пять минут того дня. Но все их подозрения и старания оказались напрасными.
— А как ты сам думаешь? — полюбопытствовал я.
Его глаза блеснули.
— Алисия говорит…
Я резко оборвал его:
— Твоя мать слишком много треплет языком. Ты не можешь думать своей головой?
Он, по-моему, обиделся. Обнял за плечи Дебс и Сирену и объявил:
— Мы трое пойдем сейчас немного выпьем и перекусим. Если ты упадешь с лошади и свернешь себе шею, так тебе и надо!
Я улыбнулся ему, хотя он вовсе не собирался шутить.
— И перестань так мерзко ухмыляться, — добавил он. Он развернул девушек и увел их прочь. Я удивился, что ему удалось уйти с работы на целый день, но на самом-то деле большинство людей могут взять отгул, если им очень нужно. Фердинанд работал статистиком и учился на курсах, чтобы получить повышение в своей страховой компании. Какова вероятность, подумал я, что тридцатидвухлетний статистик, жена которого красит ногти пурпурным лаком, будет присутствовать, когда его брат свернет себе шею на скачках в Сзндаун-парке?
Дональд и Хелен сказали, что они тоже не прочь проглотить по сандвичу (собственно, Дональд сказал), а Хелен добавила совершенно искренне, что она желает мне благополучно закончить скачку, что бы там ни говорил Фердинанд.
— Спасибо, — сказал я, надеясь, что смогу оправдать ее доверие, и вернулся в раздевалку.
Люси и Эдвин могут уехать, не дожидаясь окончания скачек, Дональд и Хелен тоже, а вот Фердинанд не уедет. Он любит скачки. Однажды он, немного выпив, признался мне, что хотел стать букмекером. Он умел принимать молниеносные решения в быстро меняющихся обстоятельствах.
Меня сейчас занимало, как увезти Малкольма с ипподрома до окончания скачек, чтобы он не попался на глаза тем родственникам, с которыми я только что разговаривал. Если все они так уверены, что мне известно, где скрывается Малкольм, кто-нибудь из них, самый хитрый, может поджидать на стоянке, прячась за деревьями, чтобы проследить за мной, когда я буду уезжать.
В Сэндаун-парке тысячи деревьев.
Первая скачка закончилась, и я вышел, чтобы с Янг Хиггинсом участвовать во второй.
Лицо Джо, как всегда, раскраснелось от удовольствия и надежд. Джордж был нарочито деловитым, тоже как всегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111