Они были близнецами. Он был преданной тенью Майкла. В нем все качества Майкла были выражены в меньшей степени. Он любил веселье и смех, но больше всего на свете он любил делать то, что делал Майкл.
Я был на год младше их обоих и был их покорным слугой. В приготовительной школе нас звали: Джест, Маленький Джест и Самый Маленький Джест.
Целью моей жизни было нравиться моим братьям. Вероятно, я перенес на них любовь и послушание, которые в семье отдавал бы родителям. У нас не было ни отца, ни матери, и мы их не помнили. Мы жили в Брендон-Аббасе, и наша тетка со стороны матери, леди Брендон, заменяла нам мать. Она прекрасно исполняла свой долг в отношении нас, но, кажется, не любила никого, кроме Майкла.
У нее детей не было, и всю свою неистраченную материнскую любовь она отдавала Майклу и Клодии, необыкновенно хорошенькой девочке, происхождение которой нам было неизвестно и которую туманно называли нашей кузиной. Она и племянница леди Брендон, Изабель Риверс, тоже росли в Брендон-Аббасе. Я думаю, что Изабель была привезена специально, чтобы быть подругой для Клодии. Она была прекрасным товарищем для всех нас и получила почетный титул Верной Собачьей Души.
К нам часто приезжал Огастес Брендон, племянник сэра Гектора. Он приезжал, несмотря на то, что ему приходилось носить имя Сомнительного Огастеса и терпеть наше откровенное неодобрение.
Трудно было любить Огастеса: во-первых, он слишком был похож на дядю Гектора, а во-вторых, он слишком был уверен в том, что он наследник Брендон-Аббаса. Впрочем, Майкл поступал с ним как следовало: не жалел розги, жалея ребенка.
Я не помню, за какое преступление меня было наказано, но я помню этот случай по двум причинам:
Во-первых, в этот самый день моей немилости я совершил подвиг, за который получил почетное звание Молодчаги, а во-вторых, в этот вечер мы имели редкое счастье видеть и трогать «Голубую Воду», огромный сапфир, свадебный дар дяди Гектора тете Патрисии. Кажется, его дед, Злой Брендон, в свое время, сражаясь против Дюплекса в Индии, «приобрел» этот камень.
Это самая удивительная и прекрасная вещь, которую я когда-либо видел. Она странно на меня действовала. Я мог смотреть на нее часами и часами ощущать непреодолимое желание положить этот камень в рот, прижать к груди, нюхать, как цветок, или тереться об него ухом. Смотреть на него было наслаждением и искушением. Он был прекрасен. Казалось, для того, чтобы познать всю его красоту, необходимы все пять чувств.
Я помню, как кто-то сказал: «Сэр Гектор купил Патрисию Риверс «Голубой Водой» и теперь владеет обеими».
Свое почетное звание Молодчаги я заслужил следующим образом. Одной из любимых игр Майкла был морской бой. Этот увлекательный бой устраивался между двумя стройными кораблями с укрепленными рулями и всеми парусами на мачтах. Капитан и Лейтенант одновременно спускали эти корабли с разных концов цементного бассейна в саду.
Палубы были уставлены оловянными солдатиками, и на каждом корабле были укреплены три медных пушки, заряженных порохом. По знаку Капитана фитили зажигались и корабли толкали навстречу друг другу.
Капитан командовал судами, носившими английский флаг, а Лейтенант судами под трехцветным французским флагом. В этом бою была прелесть неизвестности. Каждый корабль рисковал получить всю тяжесть залпа противника. Но, с другой стороны, один из кораблей, а иногда и оба, могли промахнуться. После залпов мы сидели и наслаждались зрелищем судов, скользящих в пороховом дыму.
Потом моим неотъемлемым правом и неизбежной обязанностью было лезть в воду и вести корабли к берегу. Майкл и Дигби перезаряжали их орудия, и бой начинался сызнова.
Первая схватка в этот день была идеальна. Корабли дали свои залпы одновременно, полетели щепки, а солдатики и корабли, качаясь от толчка, сцепились. «На абордаж! К отражению абордажа!» - кричали Капитан и Лейтенант.
- Приведи их, Немощный Джест, - сказал Майкл, насытив свое воображение, и, закатав штаны, я полез в воду.
Вторая схватка была неудачной. На французском корабле выстрелила только одна пушка. Самая большая, в которую вкладывалась картечина или дюжина дроби шестого номера, из-за плохого фитиля не стреляла. Я опять влез в воду, повернул французский корабль. Вдруг загремело большое орудие, и я получил весь заряд в ногу. К счастью для меня, это была одна картечина. Я чуть не сел.
- Я подстрелен! - крикнул я.
- Повешение было бы более уместно, - сказал Капитан. - Иди сюда!
Кровь лила из круглой синей дырки. Верная Собачья Душа издала настоящий собачий вопль ужаса и сочувствия, а Клодия спросила меня, что я чувствую. Капитан вынул перочинный нож и спички.
- Собираешься сделать вивисекцию раны для антисептики? - спросил Лейтенант.
- Нет, - ответил Капитан. - Морская хирургия, извлечение пушечного ядра без анестезирующих средств. - Ну, - сказал он, повернувшись ко мне, - хочешь закусить зубами пулю или хочешь, чтобы мы тебе кляп в рот вставили? Я не собираюсь оперировать тебя под аккомпанемент твоего поросячьего визга.
- Я не буду визжать, Капитан! - сказал я с достоинством, всем сердцем надеясь, что говорю правду.
- Сядь ему на голову, Диг! - скомандовал Капитан Лейтенанту, но, отстраняя помощь доброго Дигби, я лег, закрыл глаза и протянул Капитану ногу.
- Хорошо, тогда держи его за копыто.
Это было очень больно, но, закусив руку, я сумел смолчать. Я не дергал ногу, потому что отлично сознавал, что это бесполезно: ее держал Дигби и на ней сидела Клодия.
После промежутка, который казался мне гораздо длиннее, чем был на самом деле, я издалека услышал голос Майкла: «Вот оно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98