ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
» на крыше. В доме стояло сломанное пианино и кое-что из мебели. Васьки в благодарность за опеку пытались ей кое-что сколотить, но мастера из них были известно какие.
— Сейчас, сейчас, — бормотал Василий Иванович. — К Екатерине надо, а как же. Представиться. Кто пришел, тот сразу к Екатерине. У нас по правилам все.
Анька нехотя шла за ним по вечернему Алабину, мимо брошенных ржавых машин и переполненных мусорных баков. Ей почему-то не хотелось идти к Екатерине. Ей самой хотелось полежать на траве под желтым закатным солнцем, погреться, подремать и впервые за три недели не бояться погони. Тем более что совсем скоро ей домой. Ведь она привела Василия Ивановича туда, где его теперь никто не тронет.
На двери квартиры было неумело, так же робко, как жираф в васятнике, нарисовано странное существо. В нем при желании можно было опознать женщину у плиты и даже угадывалась кастрюля, а рядом разматывался белый рулон — то ли бинт, то ли туалетная бумага. Внизу по-детски старательно было выведено белой краской: «Катерина». Василий Иванович осторожно постучался.
— Да! — ответил властный голос.
— Катерина, это Василий Иванович, — сказал он и вошел, поманив за собой Аньку.
— Кто с тобой? — сразу спросила Катерина. Она была в кухне и, судя по запаху, варила рыбу. В речке Алабянке рыбы хватило бы и на город побольше.
— Сквозь стены видит! — восторженно прошептал Василий Иванович.
— Может, мне нельзя? — тихо спросила Анька. Катерина уже вышла к ним — прямая, стройная, с легкой проседью, волосы собраны в тугой пучок.
— Внучку привел? — спросила она ровно, без усмешки.
— Это, Катерина Николавна, со мной, — засуетился Василий Иванович. — Тут вишь какое дело, тут я в семье жил год, хорошая семья, и когда облавы пошли, то я, стало быть, решился уйти. И когда я решился уйти, то она, стало быть, со мной, чтобы одному мне, значит, не так страшно. Вот, видишь, какое дело… И особенно еще потому, что ищут же везде, сама знаешь. А из меня теперь какой бегун? У меня и глаза не так видят, и вот, видишь ты, довела. Теперь обратно поедет.
— Поедет да всем расскажет, да, милая? — спросила Катерина с нехорошей улыбкой.
Василий Иванович испугался.
— Ты что, ты что. Что ты такое говоришь. Да и кому рассказывать, все знают. Но она знаешь какая? Ты не знаешь, она какая. Она жизнь мне спасала, вот!
— Да уж вижу, какая, — усмехнулась Катерина. — Помочь старику решила, да, девочка?
Анька кивнула.
— Ну, проходите на кухню. Сейчас уха поспеет.
Катерина варила уху в огромной кастрюле на газовой плите, переоборудованной под дровяную. Анька видела такую в музее московского быта, куда их водили однажды во время москвоведения. Ни электричества, ни газа в Алабине не было со дня катастрофы, — правда, воду из Алабянки можно было таскать беспрепятственно, а для известных нужд выстроили кривобокие будочки.
Скоро под окно начали стягиваться васьки, Катерина разливала уху по тарелкам и протягивала им в окно. Они благодарно брали тарелки и ели — кто-то ложкой, а кто-то пил через край, так проще. Проблема в Алабине была одна — соль, она в огороде не растет, но пришлые васьки приносили, да и Катерине случалось выбираться из города. На зиму она уезжала домой, хотя и тогда наезжала с инспекциями.
— Так что же ты, девочка? — заговорила Катерина, когда Анька съела суп. Уха была невкусная, но она так давно не ела горячего супа, что была рада и такой. — Как же ты решилась уйти с Василием Ивановичем?
— Я подумала, ему опасно ходить, если облава, — нерешительно сказала Анька. Она боялась этой прямой и строгой женщины, как будто была перед ней виновата.
— Опасно-то опасно, а разве тебе не опасно уходить из дома? Ты до этого из дома уходила?
— Нет, никогда, — сказала Анька. — Один раз в лагере была. — Я тебя не про лагерь спрашиваю, — мягко, но недоброжелательно продолжала Катерина. — И что же, ты вот так все бросила и одна пошла с Василием Ивановичем? И родители тебя не ищут?
— Ищут, — сказала Анька, — но они же не знают, куда мы пошли. Я могла его спрятать на даче, но там нас нашли бы. Надо было уехать из Москвы, и мы через Тамбов доехали.
— И куда ты теперь?
— Домой, наверное. Вы же скажете, как выбраться.
— Это я тебе, конечно, скажу. Но, я думаю, домой, тебе сейчас не надо. Прямо домой — опасно.
— Почему? — не поверила Анька.
— Арестовать могут. Ты помогла скрыться ваське, он у вас был зарегистрирован, жил, наверняка уже приходили с облавой… Так что домой тебе сейчас никак нельзя. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы тебя сразу посадили.
— Да за что же меня сажать?! Может, я просто ушла из дома…
— Тогда за бродяжничество. Если родители действительно объявили тебя в розыск, ты уже везде числишься как бродяжка. Знаешь, что делают с бродяжками у вас в Москве?
Катерина говорила с ней как с ребенком, но почему-то именно в этой интонации, и в отвратительном уменьшительном слове «бродяжка», и в ее больших мягких руках с ямочками на локтях Аньке мерещилась угроза. Она сама не понимала, в чем тут дело, но ясно чувствовала, что Катерина ей враждебна, что она не хочет ее здесь видеть и злится даже на Василия Ивановича — за то, что тот привел ее сюда.
— Мне все равно идти некуда, — сказала Анька. — Я не хочу уходить из дома насовсем. И потом, знаете, у отца возможности… Он не даст меня просто так посадить, я думаю. Только за то, что я ушла.
— Твоего отца никто не спросит, — сказала Катерина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239
— Сейчас, сейчас, — бормотал Василий Иванович. — К Екатерине надо, а как же. Представиться. Кто пришел, тот сразу к Екатерине. У нас по правилам все.
Анька нехотя шла за ним по вечернему Алабину, мимо брошенных ржавых машин и переполненных мусорных баков. Ей почему-то не хотелось идти к Екатерине. Ей самой хотелось полежать на траве под желтым закатным солнцем, погреться, подремать и впервые за три недели не бояться погони. Тем более что совсем скоро ей домой. Ведь она привела Василия Ивановича туда, где его теперь никто не тронет.
На двери квартиры было неумело, так же робко, как жираф в васятнике, нарисовано странное существо. В нем при желании можно было опознать женщину у плиты и даже угадывалась кастрюля, а рядом разматывался белый рулон — то ли бинт, то ли туалетная бумага. Внизу по-детски старательно было выведено белой краской: «Катерина». Василий Иванович осторожно постучался.
— Да! — ответил властный голос.
— Катерина, это Василий Иванович, — сказал он и вошел, поманив за собой Аньку.
— Кто с тобой? — сразу спросила Катерина. Она была в кухне и, судя по запаху, варила рыбу. В речке Алабянке рыбы хватило бы и на город побольше.
— Сквозь стены видит! — восторженно прошептал Василий Иванович.
— Может, мне нельзя? — тихо спросила Анька. Катерина уже вышла к ним — прямая, стройная, с легкой проседью, волосы собраны в тугой пучок.
— Внучку привел? — спросила она ровно, без усмешки.
— Это, Катерина Николавна, со мной, — засуетился Василий Иванович. — Тут вишь какое дело, тут я в семье жил год, хорошая семья, и когда облавы пошли, то я, стало быть, решился уйти. И когда я решился уйти, то она, стало быть, со мной, чтобы одному мне, значит, не так страшно. Вот, видишь, какое дело… И особенно еще потому, что ищут же везде, сама знаешь. А из меня теперь какой бегун? У меня и глаза не так видят, и вот, видишь ты, довела. Теперь обратно поедет.
— Поедет да всем расскажет, да, милая? — спросила Катерина с нехорошей улыбкой.
Василий Иванович испугался.
— Ты что, ты что. Что ты такое говоришь. Да и кому рассказывать, все знают. Но она знаешь какая? Ты не знаешь, она какая. Она жизнь мне спасала, вот!
— Да уж вижу, какая, — усмехнулась Катерина. — Помочь старику решила, да, девочка?
Анька кивнула.
— Ну, проходите на кухню. Сейчас уха поспеет.
Катерина варила уху в огромной кастрюле на газовой плите, переоборудованной под дровяную. Анька видела такую в музее московского быта, куда их водили однажды во время москвоведения. Ни электричества, ни газа в Алабине не было со дня катастрофы, — правда, воду из Алабянки можно было таскать беспрепятственно, а для известных нужд выстроили кривобокие будочки.
Скоро под окно начали стягиваться васьки, Катерина разливала уху по тарелкам и протягивала им в окно. Они благодарно брали тарелки и ели — кто-то ложкой, а кто-то пил через край, так проще. Проблема в Алабине была одна — соль, она в огороде не растет, но пришлые васьки приносили, да и Катерине случалось выбираться из города. На зиму она уезжала домой, хотя и тогда наезжала с инспекциями.
— Так что же ты, девочка? — заговорила Катерина, когда Анька съела суп. Уха была невкусная, но она так давно не ела горячего супа, что была рада и такой. — Как же ты решилась уйти с Василием Ивановичем?
— Я подумала, ему опасно ходить, если облава, — нерешительно сказала Анька. Она боялась этой прямой и строгой женщины, как будто была перед ней виновата.
— Опасно-то опасно, а разве тебе не опасно уходить из дома? Ты до этого из дома уходила?
— Нет, никогда, — сказала Анька. — Один раз в лагере была. — Я тебя не про лагерь спрашиваю, — мягко, но недоброжелательно продолжала Катерина. — И что же, ты вот так все бросила и одна пошла с Василием Ивановичем? И родители тебя не ищут?
— Ищут, — сказала Анька, — но они же не знают, куда мы пошли. Я могла его спрятать на даче, но там нас нашли бы. Надо было уехать из Москвы, и мы через Тамбов доехали.
— И куда ты теперь?
— Домой, наверное. Вы же скажете, как выбраться.
— Это я тебе, конечно, скажу. Но, я думаю, домой, тебе сейчас не надо. Прямо домой — опасно.
— Почему? — не поверила Анька.
— Арестовать могут. Ты помогла скрыться ваське, он у вас был зарегистрирован, жил, наверняка уже приходили с облавой… Так что домой тебе сейчас никак нельзя. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы тебя сразу посадили.
— Да за что же меня сажать?! Может, я просто ушла из дома…
— Тогда за бродяжничество. Если родители действительно объявили тебя в розыск, ты уже везде числишься как бродяжка. Знаешь, что делают с бродяжками у вас в Москве?
Катерина говорила с ней как с ребенком, но почему-то именно в этой интонации, и в отвратительном уменьшительном слове «бродяжка», и в ее больших мягких руках с ямочками на локтях Аньке мерещилась угроза. Она сама не понимала, в чем тут дело, но ясно чувствовала, что Катерина ей враждебна, что она не хочет ее здесь видеть и злится даже на Василия Ивановича — за то, что тот привел ее сюда.
— Мне все равно идти некуда, — сказала Анька. — Я не хочу уходить из дома насовсем. И потом, знаете, у отца возможности… Он не даст меня просто так посадить, я думаю. Только за то, что я ушла.
— Твоего отца никто не спросит, — сказала Катерина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239