— Нет, Анечка, тут надо по-старому. Своими ногами, своим голосом. Полетел соколок, не догонишь. Завтра соберусь, послезавтра уйду.
— Подождите, Василий Иванович, — сказал отец. — Что за глупости? Что за уничтожение, какой-то человек из генштаба, темные слухи… Неужели вы верите, что кого-то будут… уничтожать?
— Что ж не верить, — сказал Василий Иванович. — Прокормить не могут, так уж конечно, уничтожать. Варяги — они как? Они народ жалостливый. Они, если прокормить не могут, всегда убивают. Сказки наши любят. Слезливый народ. А когда жрать нечего — так и убьют, опять же из жалости.
— Варяги? — переспросила мать.
— Ну, русы, — объяснил Василий Иванович. — Да как хотите назовите. Ладно, спасибо вам за все. Пойду я собираться.
И отправился на кухню, где под старой Анькиной кроватью все эти два года лежал в неизменной готовности его синий рюкзачок.


3

Следующая ночь была дождливая, сырая и холодная. Анька рано легла спать, сославшись на головную боль. Василий Иванович с ней попрощался и сказал, что уйдет ближе к утру, когда на улицах не останется даже случайных прохожих, да и милиция расползется греться. Кажется, он все понял, поэтому прощался с Анькой тихо и сдержанно, словно понарошку.
— Как так можно? — шепотом стонала мать. — Ребенок успел привязаться к нему, это же больше, чем собаку потерять…
— Он вернется, все это глупости, — повторял отец. — Какая зачистка, какое уничтожение? Я бы знал… Лично мне этот Гуров не внушает никакого доверия.
— А генштаб?!
— Мало ли подделок. Я тебе за час три таких наклепаю. Ты скажи, ты Василию Ивановичу с собой еды положила?
— Положила… Бутерброды там, термос я ему отдала…
— Зачем ему термос?! — взвился отец. — Ты бы лучше яблок там, хоть витамин какой-то…
Анька лежала под одеялом, не раздеваясь. Не то чтобы она боялась заснуть, но просто вылезать из-под теплого одеяла ночью неприятно. Лучше уж в одежде. Она никогда еще не выходила из дома по ночам. Все-таки ей было всего четырнадцать.
— Ну, вы ложитесь. Мне так спокойнее будет, — сказал Василий Иванович.
Отец и мать ушли к себе. Анька знала, что они не спят, но к трем часам ночи, надеялась она, заснут. До трех она читала под одеялом при помощи фонарика. Книжка была дурацкая, приключенческая, — этим она никогда не увлекалась. В четверть четвертого послышались шаги в коридоре. Василий Иванович встал и тихо пошел к дверям. Вскоре щелкнул замок — это Василий Иванович закрыл за собой дверь. Анька мысленно сосчитала до двадцати, вскочила, подхватила школьную сумку, куда с вечера сложила все необходимое, и выскользнула за ним.
Она догнала его уже в подъезде. Шел дождь, размывая классики во дворе. Василий Иванович стоял у подъезда — то ли ждал ее, то ли не знал, куда пойти. Все-таки отвык скитаться за два года.
— Что ж ты, Василий Иванович? — тихо сказала Анька, тронув его за плечо. — Или думал, что я тебя одного отпущу? После всех твоих сказок-то?
— Анька! — залепетал Василий Иванович. — Живо домой, я кому говорю!
— Мне, мне говоришь. Пошли, что ли?
— Вот хитрая какая! — прошептал Василий Иванович. — Ты думала, я всех перебужу дома, да? Потому и дождалась, пока выйду?
— Умный ты, Василий Иванович, — уважительно сказала Анька. — Но я тоже, видишь, не совсем деревянная.
— Ну, попрощались, и хорошо. У меня сердце болело, что не попрощаемся. Иди давай, видишь — дождь сыплет?
— У меня зонтик есть, — сказала Анька, только сейчас вспомнив о зонтике. Все-таки ей было тяжело уходить из дома, и она только сейчас поняла, что уходит отсюда в последний раз. Ну, пусть не в последний, но в любом случае надолго.
Она раскрыла зонт. Василий Иванович попытался перехватить его, чтобы держать над ней и над собою, но рукоятка выскользнула у него из руки, и зонт ветром понесло по двору. Анька еле догнала его.
— Вот видишь, — сказала она, запыхавшись. — Куда тебя одного отпускать, такого-то? Я до Алабина твоего тебя довезу, а там и вернусь. Нельзя же, чтобы тебя ловили, как бродягу. Понимаешь? А когда ты со мной, ты не бродяга, ты как бы меня сопровождаешь к родне в Саратов. Нормально? У меня и адрес бабушки записан, я у нее гостила однажды.
— Вот хитрая, — повторял Василий Иванович, и его мокрое лицо умильно морщилось. — Все придумала, все рассчитала… Что ж ты храбрая такая, Аня? Ты же знать не знаешь, какое оно — Алабино.
— Я тебя зато знаю, — просто сказала Анька. — Пошли, Василий Иванович. Где Алабино твое?
— Под Белгородом, — прошептал Василий Иванович.
— Вот и хорошо. Электричками поедем, так безопаснее. Я и денег взяла.
— Ах ты! — умилился Василий Иванович, но тут же посуровел. — Твои же решат, что я взял.
— Не решат, — сказала Анька. — Я записку оставила. Ну, скорей, а то вдруг они проснутся.


4

В электричке Анька задремала. Народу почти не было, только хмурый парень напротив исподлобья смотрел на нее. Василий Иванович явно боялся этого парня и отчего-то все время поджимал ноги, пряча их под скамейку.
Анька не понимала, почему парень так зол и почему Василий Иванович его боится. Это был обычный пьяный парень. Ну, не выспался, возвращается из каких-то гостей… Сиплый голос машиниста сказал, что поезд проследует до Тулы со всеми остановками, кроме Силикатной и Покровского. Анька свернулась калачиком и впервые за ночь провалилась в сон.
Проснулась она от того, что кто-то на нее навалился и, сопя, пытался раздвинуть ей ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239