значит, спасения в Дегунине не было.
— Может, никого нет? — спросил он.
— Всегда есть! — отозвалась она с упрямством безнадежности, отвергающей всякие утешения. — Я знаю. Это так всегда у нас.
Дверь неожиданно открылась, и на крыльце появилась высокая старуха в темном платке и черно-лиловом тряпье.
— Заходите, — сказала она негромко.


2

— Под кем Дегунино сейчас? — спрашивала Аша.
— Да под южными вроде. Не поймешь у них, сама уж путаю.
— Ражие, утюжие?
— А кто знает. С колого боку рожие, с кол ого талыжие. На полоток расколешь, да и боровик намажешь. И никакого.
— Тетка, что же делать мне?
— А что я знаю? Голод бы намолоть, так и колоб не тупился бы.
— А если на улок?
— Улок не улок, а затолок на коробок…
Аша уронила голову на руки. Она не плакала, сидела молча. Губернатор тоже боялся нарушить молчание. Перед ним стояла нетронутая чашка темного отвара — местный чай с кипреем и еще какими-то бодрящими травами, тварями..:
— Ты-то что же думал? — спросила Ангина тетка, поднимая на него кроткие глаза. — Ну, она дура молодая, понятно. А ты что ж?
— Я думал жениться на ней, — сказал губернатор. Ему странно было отчитываться перед туземкой, но он понимал, что от этой туземки зависит теперь все.
— Так ведь ты спросил бы хотя, какого она роду. Разве у вас не спрашивают, какого роду? У вас разве бывает так, чтобы не пойми на ком, не спросясь, жениться?
— Редко, — признал губернатор.
— Ну так что ж ты? Ведь ей никак с тобой нельзя, неужто не слышал?
— Откуда ему слышать, тетка? — проговорила Аша. — Где про это написано?
— Ну а ты куда смотрела?
— На него смотрела, — сказала Аша.
Тетка была ничем как будто не опасна — чутье на опасных людей губернатору не изменяло никогда; самым страшным в ней было именно это сознание своего бессилия, полная беспомощность. Аша шла сюда за решением своей участи, но здесь ничего не могли решить.
— Или ты не видишь, как все стало? — спросила тетка.
— А что? Вроде все хорошо…
— Да что ж хорошего? В этом году ничто не родит. И яб-лонька не так родит. Дресва вон среди ровного дня шумит. Трава-то — видишь, какая? Разве в прошлом такая была? У Марфы корова целыми днями воет, у Акулины скворец слова забыл…
Аша снова опустила голову.
— Нельзя вам тут. А уйдешь ты за горы — и тоже не знаю. Тут что у нас, что в загорье — разницы нет, всяко коломок на боловок…
— Я уйду, — сказала Аша. — Мы отдохнем два дня и уйдем.
— Куда вы уйдете? Ищут вас везде, он же говорит. — Тетка кивнула на губернатора. — И по телевизиру я видала.
— Не найдут, — сказал губернатор. — Я к ЖД пойду. Они спрячут.
— Никуда они тебя не спрячут, — махнула рукой тетка. — Главное, от земли ты куда спрячешься?
— Авось земля не встанет, — ответила Аша. Тетка покачала головой.
— Я вечером старух соберу, — сказала она. — Сделать мы тебе ничего не можем, это ты, Аша, знаешь, у нас на своих сроду рука не поднялась. А и помочь, Аша, не могу, это уж как обловок на поплавок, как колоб на желоб…
— Да ведь ребенок это! — крикнула Аша. — Это ведь ребенок, что он всем вам сделает?!
— Он-то ничего не сделает, — сказала тетка. — А про то, что ребенок… Ты знаешь хоть, какой он ребенок?
— — Был бы не такой — я бы чуяла.
— Что ты чуешь сейчас? Ты мать, откуда тебе чуять? А я знаю. Ребенок тот будет не простой. У ребенка того зубы будут от рождения, волоса от рождения, и первым делом, как родится, он мать убьет и отца убьет. А потом всех убьет, и начало начнется.
— Как он убьет отца? — не поверил губернатор. — Не может ребенок отца убить…
— Этот все сможет, — испуганно сказала тетка. — Этот как родится, тут уж делать нечего. Знала бы я — сказала бы ей когда еще. Да ведь кто знает? Сторож знает, а сторож за всем не уследит. И не знаю я, где сторож и какой он из себя. Приезжал вроде один, говорил, что ты придешь. Говорил, чтоб донесла ему. А больше не приезжал.
— Донесешь? — спросила Аша с вызовом.
— Знаешь, что не донесу. Да и он знал, он для порядку сказал. А может, и не сторож. Сказано же про сторожа: никому не ведомо. Ему иногда самому не ведомо.
— А спрячешь, если опять придет?
— Спрятать спрячу, а помогать не буду. И оставаться нельзя тебе. Сама подумай, что будет, если в Дегунине земля встанет. Где хочешь можно, хоть и там бы не надо… Но если у нас встанет, Аша, если у нас-то, что ж это будет, Аша! — Она в первый раз обняла племянницу и прижала к себе ее голову. — Ох, что ж за напасть напала, что ж за припасть припала… Как быть, как быть…
— Ничего, — сказала Аша тихо. — Я отдохну и уйду. А своих ты вечером все-таки собери.
— Соберу. Но ты не жди, не согласятся.
— Знаю, что не согласятся. Хоть повидаю их всех.
— Ладно, — сказала тетка. — Спать идите с дороги. Вечером разбужу.


3

Вспоминая потом дегунинских старух, губернатор сам не очень понимал, что за странное чувство владело им в тот вечер. Он не боялся их, нет. В них не было ничего грозного. Это они его боялись.
За годы работы с коренным населением он успел понять о нем многое, но никогда не отдавал себе отчета в истинной мере его беспомощности. Оно в самом деле ничего не могло, когда дело касалось будущего. Жизнь коренного населения протекала в бесконечно тянущемся настоящем. На все вопросы о завтрашнем дне ответ был один — «Как Бог даст»; и Даждь-бог давал завтрашний день, а Жаждь-бог отбирал вчерашний, и не было случая, чтобы завтра не наступило;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239