и те и другие забывают о себе ради других людей».

А. П. Чехов. 1898
Не потому ли медицина подарила миру много писателей, и среди них таких выдающихся, как Рабле, Шиллер, Чехов, Булгаков?
А одна из врачебных эмблем, предложенная в XVII в. знаменитым голландским врачом Тульпиусом, – горящая свеча («светя другим, сгораю сам») могла бы стать достойным украшением писательского флага.
В мемуарной и исследовательской литературе о Чехове можно встретить мнение, что врачом он стал по недоразумению, что медицинская деятельность его тяготила, и он постоянно хотел от нее освободиться. Подобные суждения в значительной степени основываются на высказываниях самого Чехова. Но, как справедливо замечает И. Г. Эренбург, в письмах Антона Павловича еще чаще встречаются признания, что ему опротивела литературная работа.
Мы же не принимаем их всерьез.
Каждому знакомы такие моменты, под влиянием которых вырываются не отражающие действительности слова.
А в конспективной автобиографии, составленной по случаю пятнадцатилетия окончания университета, Антон Павлович сообщает, что в выборе медицинского факультета он не раскаивается.
В. В. Вересаев – автор знаменитых «Записок врача», поступая в медицинский институт, мечтал стать писателем. Выбор института (уже второго – после окончания историко-филологического факультета университета) был обусловлен, как утверждает Вересаев в своих «Воспоминаниях», стремлением будущего писателя в совершенстве ориентироваться в строении и функции человеческого организма, в здоровых и болезненных состояниях как тела, так и духа.
А. П. Чехов, поступая на медицинский факультет университета, не догадывался об уготованной ему судьбе классика русской литературы. Он должен был получить диплом врача, чтобы зарабатывать на хлеб и кормить семью.
Вопрос о выборе факультета, по-видимому, был решен на семейном совете еще до отъезда Антона Павловича из Таганрога в Москву. Сохранилось письмо матери, в котором есть такие строки: «…Терпенья не достает ждать, и непременно по медицинскому факультету иди, уважь меня, самое лучшее занятие».
Тон письма и просьба «уважить» мать дают повод думать, что у Антона Павловича имелись на этот счет еще какие-то соображения.
В жизни редко бывает, когда врачом становятся по неодолимому желанию, как это случилось с выдающимся нашим хирургом Н. И. Пироговым или немцем Альбертом Швейцером. История последнего примечательна: тридцатилетний профессор философии и теологии Страсбургского университета, известный органист, выступавший в лучших концертных залах Европы, решив стать врачом, поступил на медицинский факультет того же учебного заведения, где продолжал профессорствовать. У подавляющего большинства подлинное зрелое увлечение медициной приходит в процессе учебы или врачебной практики.
Так или иначе, 10 августа 1879 г. Чехов подал заявление на медицинский факультет и был зачислен в Московский университет со стипендией как неимущий от Таганрогской городской управы.
В последующем он с лихвой рассчитался с городской управой, создав у себя на родине в Таганроге первоклассную библиотеку (впрочем, когда говоришь о родине А. П. Чехова, представляется вся Россия, а не тихий провинциальный городок Таганрог. Точно так же, как созданная им библиотека воспринимается значительно шире, чем конкретная библиотека, носящая сегодня имя Чехова).
Первое знакомство с университетом произвело на Антона Павловича неблагоприятное впечатление. Известный литературовед, автор одной из последних биографических книг о Чехове академик Г. П. Бердников считает, что это настроение запомнилось Антону Павловичу на долгие годы и через 10 лет выплеснулось на страницах «Скучной истории»: «…А вот мрачные, давно не ремонтированные университетские ворота; скучающий дворник в тулупе, метла, кучи снега… На свежего мальчика, приехавшего из провинции и воображающего, что храм науки в самом деле храм, такие ворота не могут произвести здорового впечатления. Вообще ветхость университетских построек, мрачность коридоров, копоть стен… унылый вид ступеней, вешалок и скамей в истории русского пессимизма занимают одно из первых мест на ряду причин предрасполагающих… Вот и наш сад. С тех пор как я был студентом, он, кажется, не стал ни лучше, ни хуже. Я его не люблю. Было бы гораздо умнее, если бы вместо чахоточных лип, желтой акации и редкой стриженой сирени росли тут высокие сосны и хорошие дубы. Студент, настроение которого в большинстве создается обстановкой, на каждом шагу, там, где он учится, должен видеть перед собою только высокое, сильное и изящное… Храни его бог от тощих деревьев, разбитых окон, серых стен и дверей, обитых рваной клеенкой…»
Об учебе А. П. Чехова в университете имеются весьма скудные сведения.
Можно упрекать его друзей и знакомых, не сохранивших для потомков ничего примечательного об этом периоде жизни Чехова. Но в то же время отсутствие этих сведений свидетельствует и о том, что Антон Павлович уже в те годы был человеком чрезвычайно сдержанным. (Через несколько лет он скажет брату Николаю, что воспитанные люди «не болтливы и не лезут с откровенностями, когда их не спрашивают… Из уважения к чужим ушам они чаще молчат…»)
Однажды – уже на четвертом курсе – Антон Павлович признается брату Александру, что боится сорваться на выпускных экзаменах: «…Отзываются кошке мышкины слезки; так отзывается и мне теперь мое нерадение прошлых лет… Почти все приходится учить с самого начала. Кроме экзаменов (кои, впрочем, еще предстоят только), к моим услугам работа на трупах, клинические занятия с неизбежными гисториями морби, хождение в больницы…»
Думаю, что Антон Павлович слегка бравирует своей неподготовленностью, как это испокон веков было свойственно студентам в общении друг с другом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82