– Это оттого, что она уже не девица, да? Мне не доказать, что ты первый с ней валялся: потаскушка скорее плюнет мне в глаза, нежели хоть слово скажет против тебя; да я и не стану ничего доказывать, пусть чертовы законники доказывают. Да и такая уж важная штука – невинность – для девушки с таким приданым? Тоже мне, добродетель!
– Штука не такая уж важная. Мне эта женская добродетель представляется товаром чересчур дорогим и слишком непонятным, чтобы держать его в такой чести. Восхищаться женщиной только за то, что она ни разу не вспомнила про свой пол, все равно что восхищаться мужчиной, который ни разу не вспомнил про свои мозги.
– Верно рассуждаешь. Не произноси этого вслух – понял? – а то куча попов тут же на тебя набросится с воплями. Но рассуждаешь верно. Что же тебя заботит в таком случае?
Сэр Мортимер пристально взглянул на Джеффри.
– Не золотишко, надеюсь? А то ты у нас гордый, еще откажешься от ее денежек. Это сейчас, когда всякий юноша из хорошей семьи только и думает, как бы поправить семейные дела удачной женитьбой, – и правильно делает! Так не из-за денег?
– Нет, не из-за денег. По крайней мере…
– Так в чем же дело, черт побери? Не станешь же ты отрицать, что любишь эту потаскушку?
– Про себя я это знаю. Но я скорее дам перерезать себе горло, нежели женюсь на ней или признаюсь, что желаю этого.
– Что это вы, сэр, за персона такая, чтобы рассуждать, что вы станете делать, а что – нет? Да кто ты такой? Лэвви ты, может, и озадачил своими разговорами о «людях мистера Филдинга», а меня – нет. Я знаю, что это – легавые с Боу-стрит, сволочь, которая тайно выслеживает и сдает за вознаграждение воров и убийц. И ты – один из них. Есть ли дело грязнее?
– Осторожней, сэр.
– Господи Боже мой! – трагически воскликнул сэр Мортимер. – Что же за гадюк развели мы вокруг себя! Пег чуть не стала актриской в «Друри-Лейн» и, не помешай я ей, была бы сейчас с низшими из низших! Ты – сыщик! Куда уж ниже? И оба вы: любите и не женитесь. И я: разрываю себе сердце из-за двух идиотов, луной ушибленных.
– Факты, которые вы приводите, сэр…
– Не говори, черт возьми, о фактах!
– Факты, которые вы приводите, неверны. С приходом мистера Джона Филдинга на Боу-стрит суд магистратов и служащие этого суда обрели наконец достоинство. Что касается театра, то два самых разборчивых и высокомерных господина, его милость герцог Графтон и мистер Горацио Уолпол, считают за честь отобедать с Гарриком в Хэмптоне.
– Пег – не Гаррик, пойми ты, щенок! Она скорее похожа на ту, другую Пег, Уоффингтон, которая сбежала из театра, прежде чем ее оттуда выгнали.
Тон его изменился.
– Мальчик мой, послушай меня! У нас мало времени. В любую минуту Лэвви может…
Сэр Мортимер внезапно замер с открытым ртом, схватившись рукой за золотую пуговицу на камзоле. Джеффри кивнул.
– Да, – произнес он. – Вы хотели сказать, что в любую минуту миссис Крессвелл может вернуться. И вы будете стоять перед ней, словно преступник у позорного столба, когда толпа бросает в него камни и дохлых кошек. Я не хочу обидеть вас, сэр. Но с вами-то что происходит?
– Я не могу ей противиться. Я это заслужил. Вот и все.
– Простите, но совсем не все. Я сам так думал несколько месяцев назад.
– Черт меня дери, могу ли я вечно пренебрегать благополучием Пег? Она должна пребывать в высшем свете, иначе зачем нам этот дом в Лондоне? Лэвви Крессвелл пользуется расположением нашего милостивого короля, его толстозадости Георга Второго, такого же жалкого вдовца, как и я. В этом все дело, и тебе это известно.
– Это только часть дела, я в этом уверен. Вы никогда не придавали особого значения свету. Я видел, как вы спустили с лестницы баронета, который не сказал и половины того, что наговорила вам миссис Крессвелл. Чем держит вас эта женщина? Чем она так запугала вас? Или не она, а ее братец, мистер Хэмнит Тониш?
– Чем держит? Чем запугала?
– Да.
Сэр Мортимер помолчал, потом вновь обратился к Джеффри:
– Однажды, мой мальчик, – произнес он сдавленным голосом, – ты проснешься утром и увидишь, что ты – старик. И нет в тебе уже прежнего спокойствия и прежней уверенности в себе.
– Никогда в жизни я и ни на минуту не чувствовал уверенности в себе. Я всегда полагался только на Бога.
– Я сказал: прежней уверенности в себе. И соображаешь ты уже не так скоро, и речь твоя медленна. И даже загнать лжеца в угол ты уже неспособен. Но стерпишь ли ты, чтобы Пег выпороли у тебя на глазах, потом бросили в тюрьму по приговору суда, на основании показаний, данных под присягой? А потом ее отдадут Хэмниту Тонишу, если он еще не раздумал жениться на ней.
– Отдадут Хэмниту Тонишу?
– Ты говоришь, ты не знаком с ним.
– И это правда. Я знаю лишь, что у него репутация фехтовальщика, который уступит только его же дружку майору Скелли, ну и еще кое-что. Но Пег? Отдадут Хэмниту Тонишу!
– Да, и в этом все дело. Кто поможет ей, если не ты?
– Поклянитесь, что это правда. У дяди ее cтолько возможностей.
– Клянусь тебе, мальчик…
Казалось, будто Джеффри уловил в его речи отзвук какого-то другого голоса.
– Да, – произнес он. – Пег тоже во многом клялась мне недавно. Сэр, ни вы, ни Пег больше не сумеете меня одурачить. Благодарю вас, но я отказываюсь. Я и пальцем не двину, чтобы помочь ей. Даже если…
Снаружи на галерее прозвучали быстрые шаги. Эти покои таверны «Золотой Крест» состояли из обшитой деревянными панелями гостиной и примыкающей к ней спальни без окон, но с блохами. Шаги миновали спальню и достигли гостиной. Открылась дверь, и появилась Лавиния Крессвелл в сопровождении человека лет на шесть старше ее; она появилась в дверях и устремила взгляд на сэра Мортимера (за то время, что она смотрела на него, можно было бы сосчитать до десяти).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78