Она сорвала маску и взглянула на него. Сейчас, окончательно освоившись с темнотой, он вдруг более, чем когда-либо, ощутил ее близость.
– Ну что ж, вместилище глупости, слушайте, что я вам скажу. Вся беда в том, что я слишком сильно любил и люблю вас.
– Разве нельзя было сказать мне об этом?
– Вот я и говорю. Молчите и слушайте. Вчера вечером я решил совершить ограбление, а если понадобится, и убийство. И только вы помешали мне, появившись в доме старухи. Сегодня утром я совершил-таки кражу, вернее, подумал, что совершил, для того чтобы иметь возможность предложить вам роль моей жены, столь неподходящую для вас.
– Вы ограбили? Но кого?
– Я же сказал, что только подумал, будто совершил это ограбление. Я думал так до тех пор, пока не обследовал содержимое резного сундука с пергаментами. И кого я мог ограбить, кроме покойницы Грейс Делайт?
Не переставая озираться, бросая время от времени взгляд на берег канала, он наклонился к Пег и зашептал:
– Вы не видели картину, на которой она изображена в молодости – вся увешанная бриллиантами. Вы не знали, что ее муж был краснодеревщиком. Вы не могли догадаться, в какой бедности – полной, настоящей – она прожила всю свою жизнь. Но вы это почувствовали. Об остальном я – так или иначе – вам рассказывал. Мой дед извел на нее все свое состояние. Он повесил на нее половину сокровищ Голконды. Если эти драгоценности спрятаны где-то в комнате, подумал я, то только в двойном дне сундука, под пергаментами.
– Джеффри, но я-то тут при чем? Умоляю, скажите, при чем тут я?
– Помолчите, ладно?
– Но…
– Как мы убедились, кто-то вполне мог влезть в окно, выходящее на Темзу, с тротуара на Лондонском мосту, убить и ограбить Грейс Делайт. Именно это и сделал убийца незадолго до того, как мы вошли в дом. Убив ее…
– Как?
– Убив ее, говорю я, преступник либо услышал, что кто-то идет, либо просто не смог найти драгоценности и решил прийти еще раз. Как я вам говорил, судя по пыли на внутренней кромке крышки, сундук не открывали и не двигали.
Теперь вернемся к вашему делу, Пег.
Стражники отвели вас под арест. За вчерашний вечер и сегодняшнее утро я, поверьте, испробовал все способы, чтобы освободить вас. Последняя попытка была сделана в доме судьи Филдинга, когда мы с ним были в гостиной, а вы с мистером Стерном сидели в задней комнате. Тогда я понял, что могу добиться для вас освобождения, только женившись на вас.
– Только… как вы сказали?
– Я сказал: женившись на вас. Не спорьте и не задавайте ненужных вопросов: все было именно так. Наш брак в Ньюгейтской тюрьме аннулировал бы опекунство вашего дядюшки и сделал бы опекуном меня.
– Джеффри, Джеффри, о, если бы вы только сказали мне это!
– Когда я вам мог это сказать? Во время разговора в доме судьи? Но вы вели себя так, что даже мистеру Стерну стало неловко, а Брогден вынужден был вмешаться, решив, что вы ополоумели.
– Ненавижу вас!
– Пег, сейчас не время для слез и истерик. Перестаньте! Майор Скелли где-то совсем близко.
Пег, уже собравшаяся было побарабанить кулачками по полу, замерла в страхе; она подняла заплаканные глаза и взглянула на Джеффри.
– Да, я решил жениться на вас, если вы согласитесь за меня выйти. Но не нищим. Я готов на многое, но, учитывая ваш капризный характер, Пег, на такое не решился бы даже я. Я подумал, что если в сундуке спрятаны драгоценности, то мне нужно совершить это ограбление, и тогда я не буду зависеть от вас.
– Глупец! Глупец! Глупец!
– Возможно. Во всяком случае, сегодня я отправился в жилище старухи на Лондонском мосту. По приказу Табби Бересфорда дверь заперли и ключ унесли. На мосту стояли часовые. Но не такое уж это было препятствие. Караул выставили только у арки на въезде, между сторожевыми башнями. Никто не позаботился о том, чтобы поставить часовых на тротуаре с западной стороны моста. В сущности, этого и не требовалось. Когда проезжая часть свободна, никому в голову не придет пользоваться тротуаром, как не пришло вам и мне вчера вечером. Помните?
– Да.
– Вот я и рассудил, что для меня эта ситуация идеальна. На тротуар можно попасть с любой улочки или же обойдя с задней стороны любой дом на западной стороне Фиш-стрит-хилл. И я подумал, что пройду туда, и никто меня не заметит или, по крайней мере, не обратит внимания.
Так я и сделал. Потом влез в окно, как до меня – убийца. Как я и думал, в двойном дне сундука под пергаментами оказался прямо-таки пиратский клад. Но была одна опасность, которую я хотя и предвидел, но не мог предотвратить.
– Опасность?
– Судья Филдинг.
Ночь ожила: какие-то шорохи раздавались по берегам канала, вода мягко плескалась, ударяясь о стены павильона. Но шагов по-прежнему не было слышно. Джеффри осознал, что каждый звук доносится до него столь явственно, поскольку смолкла музыка в ротонде.
– Этот слепец, Пег, чертовски умен. Он видит слишком много; и слишком много знает, хотя никогда не говорит, откуда он это узнал. С ним начинаешь чувствовать себя, словно нашаливший ребенок перед родителем. Сегодня утром, когда я был у этого паука в его чертовой гостиной, он начал догадываться о моем решении еще до того, как оно у меня окончательно созрело.
– Он – страшный человек! И все же…
– Судья Филдинг никогда не говорит прямо; это не в его натуре. Однако его намеки были столь прозрачны, что я не мог их не понять. Я даже поблагодарил его за предупреждение. По глупости своей я не понял, что оно носит весьма конкретный характер. И не подумал, что за мной могут установить наблюдение.
– За вами установили наблюдение?
– Вне всяких сомнений. Я заключил это из того, что сказал сегодня Брогден.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78