Но ветер все усиливался, так же как в пятницу, когда он предвещал дождь: слышно было, как он шелестит по карнизам и завывает в трубе.
– Дружище, – раздался возбужденный шепот Диринга; кивком он указал на дверь, – вы этого ожидали?
– Нет, конечно! И мы не знаем, та ли эта женщина. Но, как я вижу, все сходится.
– Тогда вы видите больше меня. Впрочем, так и должно быть. Йорк? – Диринг саданул по столу кулаком. – Люди мистера Филдинга перетрясли бы все почтовые станции отсюда до Финчли, прежде чем кому-то в голову пришло поинтересоваться каретой на Йорк. Но почему Йорк?
– Не знаю. Причин может быть множество. Одна из них – Йорк недалеко от Гулля, а это – порт.
– Порт! Порт! Ну конечно! Это уже что-то. По крайней мере, часть наших подопечных будет здесь еще до полуночи.
– Ну, и что толку, если главная наша добыча не клюнет на приманку?
– Ну, а если вообще никто не клюнет? Об этом вы подумали?
– Не сомневайтесь, подумал. У нас еще не все готово, и дело висит на волоске. Диринг!
– Да, дружище.
– Как ни жаль лишать вас бренди или даже джина после целого дня на дежурстве…
– Мы возвращаемся на мост? Так?
И в этот момент они услышали, как открылась и снова закрылась входная дверь. И хриплый голос, который не произвел почти никакого впечатления на Диринга, но заставил вздрогнуть Джеффри, загудел в пустом коридоре.
– Эй, там! – позвал он. Затем, после паузы, заполненной стесненным дыханием: – Эй, вы, черт вас побери! Хозяин! Есть здесь кто?
Джеффри прижал палец к губам, схватил Диринга за рукав и потянул его к двери в соседнюю комнатку. Там была еще одна дверь, на которую и указал Джеффри.
– Возвращайтесь на мост, – прошептал он. – Я подойду, как только смогу. А вы ступайте!
– Как? Это же дверь в уборную, нет разве?
– Нет. Через нее вы попадете в переулок, а оттуда, по любой улице, – на Фиш-стрит-хилл. Торопитесь.
Диринг высвободил рукав и кинулся обратно в бар. Но лишь затем, чтобы взять со стола фонарь. Потом он помахал своему спутнику, на цыпочках удалился в другую комнату и покинул таверну.
Джеффри подошел к столу. Придвинув стул, который громко проскрежетал по голым доскам пола, он сел, глядя наискосок через комнату на широкий проход, ведущий в коридор.
Шаги, вначале несколько неуверенные, проследовали вдоль коридора. Затем неуверенность как будто исчезла. Кто-то грохнул тяжелой палкой по стене. Шаги убыстрились.
В проходе, тяжело дыша, появился сэр Мортимер Ролстон.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Живой труп
– Эй, там! – кричал сэр Мортимер.
Голову его прикрывали криво сидящий парик и узкая треугольная шляпа, известная под названием «кевенхюллер». Сэр Мортимер стоял, завернувшись в плащ и опираясь на толстую палку. Высокий, массивный, с огромным животом, он, казалось, занимал собою весь проход. Хотя выглядел он ненамного лучше, чем когда Джеффри видел его в последний раз, все же он вновь обрел – хотя бы отчасти – свою прежнюю энергию и жизненную силу.
– Ты, конечно же, думаешь, – загрохотал он после короткой паузы, – чего это я явился сюда? Так вот, я искал тебя. А Пег сказала, что я, возможно, найду тебя здесь. Ты ведь об этом думал?
– Может быть.
– Что значит «может быть»?
– Может быть, думал я, – отозвался Джеффри, – вы окончательно спятили и поэтому решили выйти из дома. Вы что, всерьез хотите себя прикончить? Или вам доктора позволили выходить?
– Доктора! Чепуха это все!
– Так позволили?
– Я говорю: чепуха! Стану я слушать этих болтунов.
– Вы станете слушать только Лавинию Крессвелл?
– Мальчик, – сказал сэр Мортимер, – ты забываешь об уважении к старшим.
– Сэр, мы все давно уже разучились не только проявлять, но и испытывать это чувство.
– Клянусь Богом, разучились! В этом, по крайней мере, ты прав.
Пятна выступили над тяжелой челюстью на лице сэра Мортимера.
– Кто проявил сострадание ко мне? – спросил он. – Кто сказал мне хоть слово о том, что творится? И это с того самого момента, как я занемог в пятницу вечером, и до того, как, спустя сутки, меня хватил удар. Эта женщина с Лондонского моста, эта Грейс Делайт…
– Которую на самом деле звали Ребеккой Брейсгердл, – перебил Джеффри.
– Которую на самом деле звали Ребеккой Брейсгердл! Сейчас я не стану этого отрицать. Я ничего не стану отрицать сейчас. Никто не сказал мне, что она умерла. Более того, умерла насильственной смертью.
– Сэр, а кто сказал вам, что она умерла насильственной смертью?
– Пег. Она клянется, что ты ей так сказал. Она рассказала мне все сегодня утром, когда я очнулся, выгнал прочь доктора Хантера и увидел Пег: она сидела у моей постели и плакала. У этой потаскушки доброе сердце. Добрее просто не бывает. Поэтому…
Сэр Мортимер оглянулся. Хозяин «Виноградника», высоко задирая ноги в шлепанцах, неслышно подобрался к ним и был замечен, лишь когда разразился тирадой относительно того, что не потерпит, чтобы в его дом врывались всякие бездельники…
– Убирайся! – рявкнул сэр Мортимер.
Вот как поступали люди этой породы. Порывшись в карманах, он достал из-под плаща туго набитый кошелек и швырнул в коридор с такой силой, что завязки кошелька лопнули и монеты покатились по полу.
– Бери их, жри, делай что угодно. Но чтобы я тебя больше не видел!
Джеффри, увидев, что сэр Мортимер покачнулся, вскочил на ноги и хотел его поддержать. Но помощи не потребовалось. Вся эта сцена с трактирщиком, бросившимся подбирать монеты и мгновенно затем исчезнувшим, промелькнула, словно во сне. Джеффри снова сел. Сэр Мортимер подошел к столу.
– Кстати, о Пег. Она говорит, что ты решил жениться на ней. Это правда?
– Правда.
– И не откажешься от своего намерения, что бы ты ни услышал о ней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78