Ваш хозяин на Лондонском мосту говорит, что вы ушли на какую-то встречу в «Радугу». Я беру портшез, который стоил мне два шиллинга; этот алчный носильщик до сих пор ждет на улице, надеясь получить прибавку. Где тут приличия?
– Мистер Стерн, – сказал Джеффри, – сядьте и придержите язык.
– Я предназначен для великих свершений. Не могу пока сказать – каких, но предназначен. Когда я мальчиком учился в школе в Галифаксе, скажу я вам, у нас в классе как-то побелили потолок, а лестницу не убрали. Так вот, в один несчастливый день я взобрался по лестнице и кистью написал на потолке огромными буквами: Л. Стерн, – за что был жестоко порот надзирателем.
– Достопочтенный сэр…
– Но мой учитель был весьма удручен этим. Он мне лично сказал, что имя мое не сотрется, потому что я – гениальный мальчик, и он уверен, что меня ждет высокое предназначение. Это ли не знак?
– Достопочтенный сэр! – вскричал доктор Эйбил. – Это, конечно же, знак, и вы, несомненно, человек, обладающий многими достоинствами. Но почему бы вам не сесть и не помолчать, как предлагает вам мистер Уинн? А еще лучше было бы вам вернуться в Йоркшир и писать там книги. Если книги ваши окажутся хотя бы вполовину богаты содержанием в сравнении с вашими речами, считайте, что вы достигли своего высокого предназначения и слава вам обеспечена.
– Что ж, я уже думал об этом, – сказал мистер Стерн. – Там у нас, кстати, есть врач, мерзкий тип по имени Бертон, я представляю, как изображу его в виде доктора Слопа. А что до вас, молодой человек, то я имею к вам поручение. И готов был обыскать весь Лондон, пока вас не найду. Но теперь, – добавил мистер Стерн, уязвленный в самое сердце такой черной неблагодарностью, – не знаю, право, нужно ли вам его передавать.
– Какое поручение? – встрепенулся Джеффри. – От кого?
– Ага, по-иному заговорили!
– Какое поручение, мистер Стерн? От кого оно?
– Ну ладно, я не мелочен, так и быть, сжалюсь над вами. Его просила передать вам наша цыпочка, восхитительное существо, делившее со мной все невзгоды, покуда ее не отправили в Ньюгейт.
– Так я и знал! И что она сказала?
– Что презирает вас, – ответил мистер Стерн. – Она потребовала, чтобы ей отвели лучшую комнату в доме начальника тюрьмы, или собиралась потребовать. И велела послать за сундуками и коробками со всем ее гардеробом. И сказала, что пойдет на муку и не выйдет на свободу, даже если вы станете на коленях молить ее об этом.
– Пойдет на муку? Теперь это так называется? Что эта идиотка о себе возомнила?
– Мистер Уинн, – вмешался доктор Эйбил, видя, что Джеффри начал пританцовывать от ярости, – советую вам не торопиться с выводами.
– На муку, черт бы ее побрал! Можно подумать, что это я послал ее в версальское заведение. Она, видимо, решила, что, если бы не ее бегство, так у Мортимера Ролстона не нашлось бы причин все равно отправить ее в Ньюгейт. Пусть там и остается теперь.
– Мистер Уинн…
Даже в этой таверне, где все, вплоть до убийства, могло остаться незамеченным, прервать чтение газеты было равносильно тому, чтобы опорожнить бутылку кому-то на колени: они начали привлекать внимание. Раздались возмущенные голоса. Кабатчик засеменил в их сторону.
Неожиданно где-то совсем близко, перекрывая скрежет механизмов, сопутствующий появлению двух металлических фигур, часы на церкви св. Дунстана пробили первый из положенных четырех ударов.
Джеффри замолчал и начал приходить в себя. Мгновение спустя лицо его приобрело свое обычное выражение суровой любезности.
– Доктор Эйбил, я прошу простить меня. Тот профессиональный визит на Сент-Джеймсскую площадь, о котором мы говорили, – могли бы вы отправиться туда сейчас?
– Да, конечно. А что будете делать вы?
– У меня есть срочное дело, о котором я чуть не забыл. Это совсем рядом, но я уже опоздал. И вы также простите меня, достопочтенный сэр. Могу я просить вашего разрешения позволить доктору Эйбилу воспользоваться вашим портшезом?
– Конечно, о чем разговор? Только нужно уплатить еще два шиллинга.
– Они будут уплачены.
«Как хорошо, – подумал Джеффри, когда выходил через несколько секунд из дверей таверны, – что мистер Стерн не отпустил портшез».
Толпа, состоящая в это время из людей, в большинстве своем ищущих удовольствий, а также из тех, кому эти удовольствия были недоступны, текла под аркой Темпл-Бар от Стрэнда к Флит-стрит и обратно.
В четыре часа открыли свои двери театры, хотя спектакли в них начинались не раньше шести. Между четырьмя и пятью состоялись первые петушиные бои: на трех аренах с мягким покрытием, окруженных рядами зрителей, разрывали друг друга птицы со стальными насадками на шпорах. Отдельные прохожие направлялись на прогулку в Парк. В основном же вся толпа – пешеходы, коляски, наемные кареты и портшезы – двигалась как безумная в направлении Темпл-Бар. Чуть дальше на двух столбах все еще можно было видеть головы участников Якобитского восстания сорок пятого года, но они находились там уже так давно, что могли заинтересовать лишь провинциалов.
Доктор Эйбил, сжимая в одной руке трость, в другой – ящик с инструментами, втиснулся на заднее сиденье портшеза, из которого нельзя было вылезти без посторонней помощи.
– Молодой человек…
Доктор замялся, понижая голос. Но мистер Стерн, возбужденный сверх меры, ибо ему почудилось, будто некая симпатичная, очень накрашенная молодая дама ему подмигнула, уже испарился.
– Где я могу отыскать вас, если у меня будут какие-то новости? Или куда написать?
– Я направляюсь сейчас в Галерею восковых фигур миссис Сомон. После этого до самого вечера, когда я собираюсь навестить Пег, я буду в турецких банях в Ковент-Гардене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78