Аннотация
"…Вам известно, где нашли мадемуазель Мартель?
— В некоем музее восковых фигур, насколько я знаю, — громко произнес безжалостный голос. — Ее закололи в спину. Говорите внятно. Жена вас не слышит.
— Неужели она в самом деле мертва? — внезапно звонко вскрикнула женщина.
Этот крик пронзил всех нас. Господин Мартель медленно повернулся к жене и холодно посмотрел на нее. В тишине громко тикали напольные часы. Поймав его взгляд, мадам Мартель затихла, заморгала глазами, лицо у нее сморщилось и застыло…"
Джон Диксон Карр
Убийство в музее восковых фигур
Глава 1
В ту ночь на Бенколине не было фрака, и завсегдатаи ночных заведений чувствовали себя в безопасности.
Дело в том, что об этом денди — охотнике за людьми, главе парижской полиции — ходит легенда, в которую свято верят во всех ночных притонах от Монмартра до бульвара Ла-Шапель. Ведь парижане — даже те, которые имеют основания опасаться полицейских, — обожают эксцентричных детективов. Бенколин имел обыкновение не торопясь обходить ночные заведения — и супермодные, расположенные вверх по улице Фонтэн, и поскромнее, сгрудившиеся вокруг арки Сен-Мартен. Даже в самых грязных районах, которые разместились слева от бульвара Сент-Антуан и о существовании которых и не подозревают туристы, его не раз видели за кружкой пива, слушающим металлическое подвывание мелодии танго в густом облаке табачного дыма. Именно такое времяпрепровождение, по его словам, ему по душе. Бенколину нравится сидеть, не привлекая к себе внимания, перед кружкой пива в разноцветном полумраке и под звуки оглушительного джаза уноситься куда-то мыслями — мыслями, какие только и могут зародиться за его мефистофельским изломом бровей. Однако, говоря «не привлекая к себе внимания», он несколько грешит против истины: его присутствие не более незаметно, чем гром медных труб оркестра. Правда, Бенколин молчит, только вежливо улыбается и всю ночь дымит сигарой.
Далее легенда утверждает: когда Бенколин появляется в обычном пиджаке, это означает, что он просто решил развлечься. Видя его в таком костюме, хозяева сомнительных кафешек выказывают ему всяческие знаки внимания, низко кланяются и непременно подносят шампанское. Если детектив надевает смокинг, это значит, что он напал на след, но пока только размышляет и присматривается; в этом случае содержатели заведений, хотя и заметно встревоженные, все же сажают его за хороший стол и предлагают чего-нибудь крепкого вроде коньяка. Но уж когда Бенколин появляется во фраке, в придачу в своем знаменитом плаще, цилиндре и с тростью с серебряным набалдашником в руке, когда он улыбается еще приветливее, а фрак у него под левой рукой чуть топорщится — тогда, господа, ждите беды! Хозяин кафе не предлагает ему выпить, оркестр сбивается с такта, официант роняет тарелку-другую, а завсегдатаи спешат поскорее увести своих милашек, пока не засверкали ножи.
Нужно сказать, что легенда эта не выдумка. Я не раз говорил Бенколину, что подобная показуха не к лицу главному детективу города Парижа; строго говоря, задержание преступника вообще не входит в его обязанности, с этим с таким же успехом справится любой младший инспектор. Но говорить с ним на эту тему бесполезно: весь этот процесс доставляет ему колоссальное удовольствие — и будет доставлять до тех пор, пока чей-нибудь более быстрый нож или пуля не настигнут его под газовым фонарем в грязном закоулке какого-нибудь забытого Богом мерзкого квартала, пока его опаловые запонки не упадут в лужу, а спрятанный в трости стилет не замрет, наполовину вытащенный из ножен.
Время от времени я составлял ему компанию в его ночных прогулках — но лишь один раз на Бенколине был вечерний костюм. В ту ночь нам пришлось немало потрудиться, пока на запястьях преступника не защелкнулись наручники. Мой новый цилиндр украсился по меньшей мере двумя дырками, и я ругался на чем свет стоит, а Бенколин посмеивался, когда мы сдавали крикливого джентльмена жандармам. Поэтому, когда октябрьской ночью, с которой и начинается эта история, Бенколин позвонил мне и предложил «прогуляться», это вызвало во мне, как говорят у меня на родине, самые противоречивые чувства. «При полном параде?» — осведомился я. Бенколин ответил, что нет. Это звучало обнадеживающе.
Пройдя под розовыми фонарями бульваров, мы оказались в том грязном, заплеванном и буйном районе вокруг арки Сен-Мартен, где на каждом шагу бордели и то и дело кто-нибудь рядом с тобой вспахивает носом тротуар. К полуночи мы добрались до ночного клуба, где намеревались хорошенько выпить. Среди иностранцев, особенно моих соотечественников, почему-то бытует представление, будто французы не пьянеют. Весело смеясь над этим нелепым предрассудком, мы с Бенколином уселись за столик в углу и, пытаясь перекричать ор вокруг, заказали бренди.
В подвале было очень жарко, хотя электрические вентиляторы работали вовсю, пробивая туннели в дыму. Голубой прожектор пробегал в темноте по переплетающимся телам танцующих, и от этого чья-нибудь накрашенная физиономия, выхваченная на мгновение из тьмы и тут же снова поглощенная вздыбившейся темной массой, казалась зловещей. Покачиваясь в унисон монотонному завыванию и топоту, оркестр медленно выводил мелодию танго. Снова застонали трубы, зашаркали подошвы, музыка стала тише, и невнятно гудящие танцоры одновременно сделали пируэт, отчего их тени заплясали по залитым синим светом стенам. Продавщицы, закрыв глаза, медленно скользили в объятиях своих спутников, ведь из всех танцев танго — самый упоительный и самый страстный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69