— Минутку! — прервал его Галан, подняв руку. — Но ведь эта мадемуазель Августин не могла не пускать в музей и обычных людей, так ведь? Широкую публику, так сказать…
Бенколин рассмеялся:
— Мой друг, не такой уж я простофиля, чтобы подумать, будто эти две двери — с улицы, с секретным замком, и со стороны музея — единственные препятствия на пути в клуб. Нет, нет! Чтобы войти внутрь, нужно пройти еще главную дверь в клуб. Она также открывается серебряным ключом, как мне сказали, а затем надо предъявить ключ охраннику. Таким образом, если нет персонального ключа, в клуб войти невозможно.
Галан кивнул. Можно было подумать, будто он слушает историю, которая не имеет к нему ни малейшего отношения.
— Некоторые догадки о роли музея, — продолжал Бенколин, — зародились у меня еще до того, как я попал туда. У нас в полиции, друг мой, работают люди обстоятельные. Существует специальный отдел, поддерживающий контакт с государственным министерством финансов и тремя ведущими банками Франции. Ежемесячно мы получаем списки жителей Парижа, чьи вклады в банках существенно превышают их легальные доходы, и очень часто эта информация рано или поздно оказывается нам полезной. Вчера днем мы обнаружили тело женщины — в последний раз ее видели живой, когда она входила в Музей Августина… Прошу вас, не прикидывайтесь удивленным: было совершено два убийства. Так вот, когда мы об этом узнали, я проверил банковский счет мадемуазель Августин — это наша обычная процедура — и обнаружил, что на нем числится почти миллион франков… Уму непостижимо! Сегодня ночью я понял, откуда взялись эти деньги.
Бенколин вытянул руку, рассматривая свои ногти. Он не смотрел на Галана; зато я смотрел, и мне показалось, что я снова уловил в глубине его глаз выражение самодовольства, злобного торжества, как будто в душе он хохотал, повторяя: «Все равно вам никогда не узнать…» Галан лениво швырнул сигарету в огонь.
— Значит, вы убеждены, что я должен знать эту очаровательную даму?
— А вы все еще это отрицаете?
— Разумеется. Я уже сказал вам, что я всего лишь рядовой член клуба.
— Интересно в таком случае, — с задумчивым видом произнес Бенколин, — почему это она так разволновалась при упоминании вашего имени.
Пальцы Галана нежно пробежали сверху вниз по кошачьей шерстке.
— Есть и еще кое-что, — добавил детектив. — У нас с мадемуазель Августин имела место весьма любопытная беседа: ни я, ни она не называли вещи своими именами, но оба прекрасно понимали, о чем идет речь. Теперь я абсолютно уверен: ее отец не знает, что она использует его музей таким своеобразным способом, и она не хочет, чтобы он об этом узнал. Она даже боится этого — ведь старик так гордится своим заведением, что если узнает обо всем… кто знает, что может случиться. Кроме того, господин Галан, я уверен, что девушка не впервые увидела сегодня ночью мадемуазель Мартель.
— Почему вы так думаете? — Галан чуть повысил голос.
— О, это не вызывает сомнений… Вы же, если я вас правильно понял, утверждаете, что почти не знали мадемуазель Мартель? И мадемуазель Августин вы также не знаете. Боюсь, дело это запутанное. — Он вздохнул.
— Послушайте-ка, — немного хрипло ответил Галан, — все это начинает мне надоедать. Вы среди ночи врываетесь в мой дом, предъявляете мне нелепые обвинения, за которые я мог бы подать на вас в суд… Боже мой! Как я устал!
Он медленно поднялся со стула, сбросив кошку на пол; выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
— Пора с этим кончать. Или вы уйдете сами, или мне придется вышвырнуть вас из дома. Что касается этого вашего убийства, то могу доказать, что не имею к нему никакого отношения. Я даже не знаю, в какое время оно было совершено…
— Я знаю, — неторопливо вставил Бенколин.
— Да вы попросту блефуете!
— Мой друг, у меня нет ни малейшей необходимости блефовать. Я повторяю, что знаю с точностью почти до секунды, когда было совершено убийство. Существует доказательство, позволяющее мне определить время смерти мадемуазель.
Бенколин говорил ровным, почти безразличным тоном. Между бровями у него пролегла морщина, и он почти не глядел на Галана. Доказательство? Насколько я знал, не существовало ничего, что позволяло бы более или менее точно судить о том, когда была заколота Клодин Мартель. Тем не менее, никто в этой комнате не сомневался, что Бенколин говорит правду.
— Ну хорошо, — согласился Галан, и глаза у него помутнели. — Часов в восемь вечера я ужинал у Прюньера на улице Дюфо и ушел оттуда в четверть десятого — можете проверить. Выходя из ресторана, я встретил приятеля — некоего господина Дефаржа, его адрес я вам дам, — и мы зашли в «Кафе Мадлен» выпить по рюмочке. Мы расстались около десяти, я сел в машину и отправился в «Мулен-Руж»; как вы знаете, теперь там дансинг, и вы без труда получите подтверждение моих слов от служителей: меня там хорошо знают. Я просидел в одной из лож в стороне от танцплощадки до одиннадцатичасового представления — оно закончилось в половине двенадцатого. Затем я поехал к арке Сен-Мартен с намерением — заметьте, я этого не скрываю — зайти в Клуб Цветных масок. Но, доехав до поворота на бульвар Сен-Дени, я передумал. Это было… я думаю, где-нибудь без четверти двенадцать. Тогда я зашел в ночной клуб под названием «Серый гусь», где присел за столик, чтобы выпить с двумя девочками. Вы, господин детектив, вошли туда несколькими минутами позже и, осмелюсь предположить, прекрасно меня видели. Я вас, разумеется, тоже. Полагаю, это достаточно полный отчет о моих передвижениях. Теперь скажите, когда было совершено убийство?
— Между одиннадцатью сорока и одиннадцатью сорока пятью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69