Обе эти находки он не задумываясь сунул в карман своей куртки. Следуя абсурдной в данной ситуации потребности соблюдать порядок, Салид аккуратно закрыл сейф и обернулся к своему приятелю.
— Пошли! — бросил он.
— И это… все? — спросил его напарник.
И тут Салид снова поступил против своих правил: вместо того чтобы проигнорировать вопрос, он ответил на него.
— А чего ты, собственно, ждал, браток? — насмешливо сказал он. — Атомную бомбу?
Террорист еле заметно поежился. Вероятно, он воспринял непривычные насмешливые нотки в голосе Салида как знак того, что тот на что-то сердится. Парень молчал, но в его глазах отражался вопрос, который он не осмеливался задать вслух: “И ради этого мы рисковали своей жизнью?”.
Салид привел террориста в еще большее замешательство тем, что вслух ответил на его немой вопрос.
— Ты прав, браток, это всего лишь бумажки, но когда они попадут в нужные руки, то, возможно, станут опаснее бомбы. По крайней мере, для наших врагов, — он спрятал папку под куртку и указал на дверь: — А теперь нам надо как можно быстрее убраться отсюда.
На этот раз второй террорист не стал возражать. Никто не осмелился бы возразить Салиду во второй раз.
* * *
Впервые за время их пешего перехода — с тех пор как они бросили машину на дороге — в голову Бреннера пришла мысль, что эта прогулка может кончиться действительно очень плачевно. Мороз усиливался. Небо начало приобретать мрачный грязно-серый цвет, который ясно говорил о том, что потепления не предвидится, а это означало, что путникам грозит переохлаждение, обморожение пальцев на ногах, воспаление легких и сильный жар.
Бреннер поморщился. Их положение было и без того серьезным, поэтому ему не следовало пугать себя возможными последствиями, впадая в панику. Они шли уже двадцать минут. Какое расстояние может пройти человек за двадцать минут? Один километр? Или, может быть, два? Во всяком случае, не больше. А между тем дорога, простиравшаяся перед ними, была все такой же пустынной и сверкала безупречно белым снежным по кровом. Нигде не было видно ни одного указателя, ни одного перекрестка, ни малейшего признака человеческого жилья.
Он обернулся на ходу и бросил взгляд назад: деревья, снег, и опять деревья и снег. Очень мило. Такой пейзаж выглядел бы вполне романтично на почтовой открытке или на настенном календаре. Но когда шагаешь с мокрыми ногами по холодному снегу, проваливаясь в нем по щиколотку, то начинаешь воспринимать красоты природы совсем по-другому. Теперь, по крайней мере, снег не набивался ему в туфли — они уже были полны до краев.
Бреннер окинул взглядом две цепочки следов, оставленных им и Астрид. Они выглядели довольно странно. Его собственные следы тянулись прямой ровной линией вдоль обочины, в полуметре от нее. А цепочка следов Астрид была похожа на прочерченную в снегу синусоиду — на некоторых участках она шла параллельно его следам, затем внезапно отклонялась к середине дороги — это когда Астрид вдруг приходило в голову, что она должна подальше держаться от своего заклятого врага, взрослого человека — и наконец постепенно вновь сближалась с тропкой, протоптанной в снегу Бреннером. Это была траектория спутника, тщетно пытавшегося преодолеть силу притяжения более крупного небесного тела.
Это сравнение настроило Бреннера на философский лад, он задумался над тем, не являются ли их цепочки следов глубоко символичными. Следы девушки выражают характерную для нее нерешительность, тягу к разрыву и постоянное возвращение на крути своя, а в характере его собственных следов видна целеустремленность и — несколько скучная — прямота его жизненного пути. Что касается Астрид, то Бреннер еще плохо знал ее и не мог с уверенностью судить об ее характере и привычках. Но кое о чем он догадывался, потому что сам когда-то был юным, шестнадцатилетним, как и она. Хотя в юности Бреннер не отличался такой строптивостью, как Астрид, он был все же упрямым и непослушным. Прошло какое-то время, прежде чем он понял, что его бунт против условностей и окаменевших правил влечет за собой необходимость соблюдения других условностей и правил и является их следствием. Поведение всех этих юных Астрид было по существу столь же закономерно и предсказуемо, как и поведение Бреннеров всего мира.
Что же касается скучной прямоты его жизненного пути… ну что ж, он ничего не имеет против однообразия и скуки, коль скоро они кажутся ему вполне удобными и обеспечивают его материальное благополучие.
— Чего ты ждешь? — спросила его Астрид. — Того, что с неба спустится ангел спасения?
— Один из тех, кто разъезжает в желтом автомобиле с мюнхенскими номерами? Да, это было бы неплохо, — усмехнулся Бреннер. — Может быть, тебя интересует страховой полис Всеобщего германского автоклуба? Я мог бы тебе его организовать на выгодных условиях. У каждого должен быть такой полис. Без ангелов на желтых машинах в этом мире можно запросто пропасть, поверь мне.
Астрид непонимающе взглянула на него.
— Сейчас я подумал о том, что когда-нибудь буду рассказывать всю эту историю своим внукам, понимаешь? — продолжал Бреннер, видя, что девушка вновь приближается к нему, и стараясь не вспугнуть ее. — Я буду качать их на коленях, сидя у пылающего камина, и рассказывать о самом большом приключении, пережитом мной в жизни.
В глазах Астрид по-прежнему отражалось полное непонимание.
— Если мы в скором времени не доберемся туда, где тепло, — внезапно сказала она, — то у тебя никогда не будет внуков, потому что ты просто отморозишь яйца.
Всю эту фразу она произнесла, без сомнения, только ради того, чтобы употребить в своей речи слово “яйца”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156