Он услышал голос невидимого комментатора.
— …число жертв достигло тем временем трехсот двенадцати. Во всяком случае, на этой цифре настаивают официальные источники. Независимые же эксперты считают эту цифру сильно заниженной
Триста жертв? Как видно, жизнь за эти три дня, проведенные им в больнице, не стояла на месте и люди продолжали умирать. Бреннер не относился к людям, падким на сенсации. Глазеть на несчастья других было для него отвратительно Но по прошествии трех дней одиночного заточения, после всех своих кошмарных сновидений и страданий, вызванных слепотой, Бреннер просто изголодался по новостям, по тем событиям, которые происходили в мире.
— Вся местность оцеплена плотным кольцом, поэтому мы вам до сих пор не можем показать кадры, снятые на месте катастрофы, — продолжал голос, доносившийся из телевизора. — Однако наша съемочная группа побывала недалеко от места происшествия, и вы сейчас сможете увидеть группы спасателей, которые только сегодня утром вышли из оцепленной зоны.
Что могло произойти? Бреннер мучительно размышлял над этим вопросом. Авиакатастрофа? Он был не на шутку встревожен. Бреннер все еще ничего не мог разобрать на экране телевизора, но в его душу вкралось подозрение, что на этот раз речь идет не о химической катастрофе в Бангладеш или в каком-нибудь другом отдаленном уголке земли, а о чем-то, происходящем очень близко. Бреннер склонился к экрану телевизора и напряженно вгляделся в изображение… и внезапно мерцающие белые и черные точки слились в одну картину. И хотя изображение было одновременно очень тусклым и имело яркие, режущие глаза контуры — такое невероятное сочетание было очень странным, — все же Бреннер явственно видел осмысленную картину.
Теперь он понял, что верно истолковал тон комментатора. На этот раз несчастье действительно коснулось не бедняков где-нибудь в Мексике или в высокогорьях Анд, а соотечественников Бреннера. Он видел на экране месиво из людей, машин и зданий. Причем на машинах были немецкие номера. Люди, по крайней мере их большая часть — были одеты так, как одевались три дня назад, он встречал таких людей на улицах немецких городов. А вышедшие из оцепленной зоны спасатели говорили не на непонятной тарабарщине, а на чистом немецком языке и его гессенском диалекте. Катастрофа произошла здесь — может быть, всего лишь в ста километрах от него. Ничего удивительного не было в том, что журналисты осаждали больницу, в которой находился Бреннер. Он вызывал у них куда больший интерес, чем человек, просто упавший с крутой лестницы.
Огнестрельная рана от пулеметной очереди, задевшей его плечо, взрыв огромного монастыря, дуэль двух вертолетов и обстрел ракетами.
Все это моментально вспыхнуло в памяти Бреннера. Но он не зафиксировал эти воспоминания, поскольку все его внимание было в этот момент приковано к экрану телевизора
На людной улице теснилась не только съемочная группа этого канала, Бреннер узнал по эмблемам еще две—три частные телерадиокомпании, снимавшие здесь и бравшие интервью. На тротуарах и на площадках перед домами было много народу. Два громоздких фургона с телеаппаратурой Второго канала немецкого телевидения стояли на проезжей части. Людей сдерживали ряды оцепления, в котором стояли, по-видимому, какие-то специальные подразделения полиции, одетые в униформу зеленого цвета.
Комментатор тем временем продолжал рассказывать о катастрофе, но из его слов Бреннер так и не понял, что же произошло. Бреннер с грустью думал, что, должно быть, эта тема уже в течение многих часов держала в напряжении всю общественность и средства массовой информации, и только, наверное, один он в целой стране не знал, что же случилось. Из сообщений комментатора он понял, что оцеплены, по крайней мере, два больших населенных пункта вместе с улицами, проселочными дорогами и полями. В кольце оцепления стояли подразделения не только полиции, но и пограничные части. Если речь все же шла об авиакатастрофе — как все еще полагал Бреннер, — то что же находилось на борту? Мощная атомная бомба?
Бреннер уже собирался отправиться в реанимационную или вернуться в свою палату — он еще не решил, — как вдруг на экране массы людей пришли в движение. Сначала он ничего не понял, все мелькало у него перед глазами. Но затем, сосредоточившись, он сконцентрировал все свое внимание на экране.
Кольцо оцепления на улице разомкнулось и пропустило колонну грузовиков. Бреннер насчитал четыре автомашины с опознавательными знаками НАТО. Содержимое их кузовов было скрыто под брезентовыми тентами из пятнистой камуфляжной ткани. Но полог последнего грузовика был неплотно задернут, и камера на мгновение заглянула туда. Там сидели люди, одетые вовсе не в военную форму — как ожидал Бреннер, — а в белые комбинезоны, переходящие в белые бахилы и белые перчатки, а вверху — в массивный, глубоко надвинутый на лоб шлем. Их лица были закрыты темными стеклами. На этих людях были защитные костюмы, надевавшиеся для работы в радиоактивных зонах.
Нет, тут, по-видимому, была не атомная бомба. Но местность, откуда приехали эти люди, все же была чем-то заражена, и это имело для людей, населявших ее, самые трагические последствия.
Все увиденное так захватило Бреннера, что он едва слышал голос комментатора. С замиранием сердца он, как зачарованный, смотрел на колонну грузовиков, очень медленно продвигавшуюся сквозь плотную толпу. Несколько раз машины останавливались, и полиция вынуждена была принять меры для того, чтобы сдержать натиск толпы. Людей снова оттеснили на тротуары. Бреннер тщетно пытался разобраться во всем увиденном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156