Он действительно увлекся сочинением некоего бесконечного сюжета. Собс
твенно, сюжетом это нельзя было назвать, скорее он просто вел дневник, но о
писывал себя самого и окружающих не с натуры, а так, как ему хотелось.
Ему хотелось стать худым, мускулистым, приблатненным, и он выдумал таког
о героя. Ему хотелось, чтобы все девочки в классе сходили по нему с ума, и на
страницах общей тетради они действительно дружно помешались на Олеге С
о-лодкине. Теперь у него не было нужды устраивать жалкие одинокие предст
авления в родительской спальне перед зеркалом. Все его затаенные желани
я воплощались на бумаге.
Родители купили ему легкую симпатичную пишущую машинку «Унис». Вместо п
режней домработницы Светланы, которая приходила раз в неделю для генера
льной уборки, наняли ежедневную Раису. Благополучие семьи росло, отец по
лучил новую должность в своем главке и стал зарабатывать еще больше. Мат
ь служила в Министерстве культуры, заведовала отделом международных св
язей, то есть решала, кому из деятелей культуры можно отправиться за рубе
ж, а кому следует погодить. Влияние Галины Семеновны Солодкиной было огр
омно, она привыкла властвовать и милостиво принимала дружбу самых попул
ярных людей страны. С ней все хотели дружить, в доме собирались сливки сов
етского кино и театра.
Сразу после школы Олег Солодкин поступил в Институт кинематографии на с
ценарное отделение. Теперь героинями его бессюжетных произведений ста
ли самые красивые девочки, будущие кинозвезды. На машинописных страница
х они обрывали герою телефон, мерзли у его подъезда, выстраивались в очер
едь, чтобы отдаться ему. Он снисходил, дарил им свои грубые мужественные о
бъятия. Машинка стучала, осыпая невинные белые листы подробными описани
ями разнообразных грудей, животов и ягодиц. Он печатал так ожесточенно, т
ак страстно, что у нежной машинки стали потихоньку выпадать клавиши. Бел
ая клавиатура на фоне красного пластмассового корпуса напоминала щерб
атый, окровавленный рот избитой до полусмерти красавицы. Печатать стало
невозможно. Ц Ну, беда не велика, Ц сказала мама. На следующий день на пис
ьменном столе Олега поблескивала лаковыми боками новенькая электричес
кая «Эрика» последней модели.
Но на самом деле беда была велика, огромна и заключалась вовсе не в пишуще
й машинке. В свои восемнадцать лет Олег оставался девственником. Это был
о невыносимо, отвратительно, стыдно. Он ненавидел свою девственность, ка
к когда-то скрипку. Он не мог запалить для нее ритуальный костер на стройк
е и не знал, что с ней, злодейкой, делать. Он собирал в своей огромной кварти
ре вечеринки, к нему охотно приходили сокурсники и сокурсницы, среди них
были самые красивые девочки, но как-то получалось, что после общего засто
лья и танцев при погашенном свете все разбредались по комнатам, а он оста
вался один и не понимал почему. Наступало серое утро, наполненное вонью о
курков и грязной посудой. Приходила Раиса, молча соскребала с кресел и ко
вров остатки салата «оливье». Олег закрывался в своей комнате, курил до т
ошноты и писал о грудях и ягодицах. Он грубо, с невозможными садистскими п
одробностями насиловал на бумаге каждую из тех, кто был у него в гостях, но
не мог утешиться.
В ноябре второкурсников отправили в подмосковный колхоз на картошку. Та
м, в нетопленых бараках пионерского лагеря, пили портвейн и крутили быст
рые страстные романы. И там наконец свершилось.
Ее звали Лена, она была с актерского, впереди ее ждали только характерные
роли. Большая, рыхлая, с вечно грязной головой, с «беломориной» в уголке то
нкого рта, с мятым сонным лицом и огромной бесформенной грудью, никогда н
е запакованной в лифчик. Во время очередных портвейно-гитарных посидело
к она молча, деловито взяла его за руку и поволокла в пустую соседнюю пала
ту. Он онемел от неожиданности, не сразу понял, чего ей надо, и подумал, что с
ейчас она начнет просить у него одеколон. Запасы портвейна неумолимо исс
якали, деревенский магазин был далеко и открывался только утром. А у Олег
а имелось две поллитровые бутылки польского мужского одеколона, которы
м снабдила его мама, предвидя гигиенические проблемы.
Лена ни слова не сказала про одеколон. Она вообще не сказала ни слова. Все
происходило в полнейшей тишине, если не считать пьяного пения под гитару
за стенкой, и только чуть позже долгожданная церемония озвучилась хрипл
ым шепотом и тяжелыми, сдавленными стонами.
От Лены пахло потом, табаком и перегаром. Она раздела его проворно, как опы
тная сиделка парализованного больного. Тело его покрылось мурашками, те
мпература в пионерских палатах не превышала плюс десяти градусов. Прост
ыни были влажными. Он не сразу понял, что сейчас, сию минуту, с ним происход
ит именно то, о чем он давно и отчаянно мечтал, то, что он так подробно, так с
трастно описывал на бумаге. Правда, в главной роли выступал не он, а его па
ртнерша. Она брала его, почти насиловала, грубо, властно, умело. У нее был бо
гатый опыт, она хриплым отрывистым шепотом командовала, что ему делать, к
ак повернуться, как двигаться. Он подчинялся. От нее исходил огненный, жив
отный жар. Казалось, влажная простыня тихонько задымилась под ними. Корч
илась и погибала в веселом огне проклятая девственность Олега Солодкин
а, как когда-то сгорала на стройке его маленькая невинная скрипочка.
Конечно, ему хотелось, чтобы все произошло совсем иначе. Была одна, заветн
ая девочка Маша, которую он ни разу не окунул в поток своих литературных о
ткровений, на которую решался лишь иногда, искоса поглядывать на лекциях
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24