ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Руби - не хочу, никто слова
поперек не скажет, совестью не попрекнет.
Для Олега же основной удачей стало то, что князь Муромский помнил
его. Помнил свое приглашение и помощь ведуна в разгроме хазар. Оттого
в детинце разместили Середина со всем уважением, потчевали только за
княжеским столом, дали в прислужники курчавого веснушчатого холопа лет
шестнадцати - поджарого, как гончий пес, и вечно голодного, как
коккер-спаниель, - а в походе отвели крыло в богатом княжеском шатре.
Не единоличные хоромы, разумеется, а вместе с еще двумя десятками
избранных бояр и гридней - но и то уважение. В снегу, завернувшись в
шкуру, ночевать не пришлось.
Попики княжеские, коих увязалось с ратью аж пятеро, поглядывали на
странного боярина, никогда не крестящегося, не молящегося перед едой и
вроде не гнушающегося магией, с подозрением. Но Олег оставался тем
самым человеком, что вместе со святым Каримандитом боролся с нечистью
и сохранил его последнюю волю, который вместе с князем Владимиром
принял от Византийского престола крещение и рассказал о нем во многих
землях, в том числе и в Муроме. И потому ведуна предпочитали не
задевать.
- Ну, чего стоишь? - поторопил холопа Олег, снова набрасывая на
плечи налатник. В палатке хоть ветра и нет, а холодрыга - как снаружи.
- Давай, шевели коленками.
- А кулеш горячий не подойдет? - предложил Будута. - Аккурат перед
вечерней зарей для дружины варили...
- Мне руку распарить, олух, - вздохнул Середин. - Что же я ее - в
кулеше стану греть?
- А че? Он горячий будет, как и надобно.
- Зачем продукт портить, Будута? Куда ее потом девать, кашу с
горчицей?
- А я и съем, - охотно согласился холоп. - Нести?
- Воду! - повторил ведун. - И горчицу. Гляди, разозлишь - превращу
в лягушку.
- Какая же лягушка зимой, боярин?
- Ты будешь первой. Где моя сумка?
- Да несу я, несу, - попятился холоп и выскочил за полог.
Припоминая слова заговора на исцеление костей, Олег еще раз
внимательно осмотрел поврежденную кисть. Уж очень много в ней
косточек, хрящей и сухожилий. Зачастую про перелом узнаешь, только
когда он зарос давно, а тебе снимок руки понадобился. Хотя тут до
ближайшего рентгена еще веков десять топать...
- Есть! - радостно заскочил в палатку Будута с дымящимся кожаным
мешком в руках. - У кашеваров набрал! Они аккурат мясо закладывать
сбирались. И заместо горчицы я с них перцу вытребовал для княжьего
гостя. О, целую горсть дали!
- Олух ты, - беззлобно вздохнул Середин. - Мне же не суп варить, а
руку парить. Ладно, давай. Обойдусь перцем.
Он растер несколько шариков перца между пальцами, кинул в горячую
воду, немного подождал, чтобы он намок и утонул, помешал мизинцем,
затем медленно погрузил руку в ведерко. Торопливо забормотал:
- Встану я, Олег, до заката и пойду, где ветра богато. В чисто
поле, во широко раздолье. В чистом поле, в широком раздолье лежит
белый камень Ла-тырь. Под тем белым камнем лежит мертвый богатырь. Не
болят у него суставы, не щиплют щеки, не ломит кости. Разбужу я
богатыря мертвого, покажу ему боли горькие. Ой ты, богатырь черный,
богатырь вечный, не болят у тебя суставы, не щиплют щеки, не ломит
кости. Так бы и у меня, Олега земного, не болело - в день при солнце,
ночью при месяце, на утренней заре, на вечерней заре, на всяк день, на
всяк час, на всякое время. Тем моим словам ключ и замок...
- Чародействуешь? - шепотом поинтересовался Будута.
- Пятерню грею, - поморщился в ответ ведун. - Жилы расширяются,
кровь быстрее течет, раньше исцеление наступает. Огонь лучше разожги.
А то стемнело уж, ничего не видно. И продых в потолке откинуть не
забудь, задохнемся.
- Нешто я не понимаю! - обиделся холоп и побежал на улицу дергать
нужные веревки. Да так и пропал.
Прогрев руку до ощутимой красноты, Олег спрятал кисть назад в
рукавицу. Есть все равно не хотелось, поэтому он нащупал сверток со
своей походной шкурой, размотал ее, потом закрутился, уткнувшись носом
в густой медвежий мех, и отключился до того момента, когда его
вытряхнули из дремы истошные вопли:
- Торки! Торки! Торки!!!
Мигом откатившись от стенки, Олег вскочил, схватился за саблю,
щит... И охнул: клинок выскользнул из слабых пальцев. Ведун тихо
выругался, в общей толпе выбежал из палатки.
Дозоры сработали безупречно: вражеская рать еще только нарастала
на горизонте, а упрежденные дружинники уже стояли наготове - пусть и
не совсем одетые, но с оружием в руках.
- Колчаны, колчаны несите! - слышались со всех сторон выкрики
бояр.
Послышался тихий шелест, и у ног ведуна из утоптанного снега
внезапно выросло древко с белым тройным оперением. Потом что-то гулко
застучало по приготовленным для княжеского очага чурбакам. Олег
вскинул щит над головой, а шелест падающих стрел, нарастая,
превратился в непрерывный зловещий шепот. Слева впереди кто-то
болезненно вскрикнул. Еще кто-то ругнулся за спиной. Верные своей
излюбленной тактике, степняки стремительно проносились вдоль
вражеского лагеря, забрасывая незваных гостей тучами стрел. Но
столкнулись они на этот раз не с медлительной греческой пехотой или
неуклюжими персами, а с теми, кто и сам с детства любил пострелять из
лука воробьев, а в седло садился раньше, нежели толком начинал ходить.
Дружинники, бояре, приближенные княжеские богатыри опустошали колчаны
со стремительностью станковых пулеметов, успевая выпустить две стрелы
еще до того, как первая долетала до цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
поперек не скажет, совестью не попрекнет.
Для Олега же основной удачей стало то, что князь Муромский помнил
его. Помнил свое приглашение и помощь ведуна в разгроме хазар. Оттого
в детинце разместили Середина со всем уважением, потчевали только за
княжеским столом, дали в прислужники курчавого веснушчатого холопа лет
шестнадцати - поджарого, как гончий пес, и вечно голодного, как
коккер-спаниель, - а в походе отвели крыло в богатом княжеском шатре.
Не единоличные хоромы, разумеется, а вместе с еще двумя десятками
избранных бояр и гридней - но и то уважение. В снегу, завернувшись в
шкуру, ночевать не пришлось.
Попики княжеские, коих увязалось с ратью аж пятеро, поглядывали на
странного боярина, никогда не крестящегося, не молящегося перед едой и
вроде не гнушающегося магией, с подозрением. Но Олег оставался тем
самым человеком, что вместе со святым Каримандитом боролся с нечистью
и сохранил его последнюю волю, который вместе с князем Владимиром
принял от Византийского престола крещение и рассказал о нем во многих
землях, в том числе и в Муроме. И потому ведуна предпочитали не
задевать.
- Ну, чего стоишь? - поторопил холопа Олег, снова набрасывая на
плечи налатник. В палатке хоть ветра и нет, а холодрыга - как снаружи.
- Давай, шевели коленками.
- А кулеш горячий не подойдет? - предложил Будута. - Аккурат перед
вечерней зарей для дружины варили...
- Мне руку распарить, олух, - вздохнул Середин. - Что же я ее - в
кулеше стану греть?
- А че? Он горячий будет, как и надобно.
- Зачем продукт портить, Будута? Куда ее потом девать, кашу с
горчицей?
- А я и съем, - охотно согласился холоп. - Нести?
- Воду! - повторил ведун. - И горчицу. Гляди, разозлишь - превращу
в лягушку.
- Какая же лягушка зимой, боярин?
- Ты будешь первой. Где моя сумка?
- Да несу я, несу, - попятился холоп и выскочил за полог.
Припоминая слова заговора на исцеление костей, Олег еще раз
внимательно осмотрел поврежденную кисть. Уж очень много в ней
косточек, хрящей и сухожилий. Зачастую про перелом узнаешь, только
когда он зарос давно, а тебе снимок руки понадобился. Хотя тут до
ближайшего рентгена еще веков десять топать...
- Есть! - радостно заскочил в палатку Будута с дымящимся кожаным
мешком в руках. - У кашеваров набрал! Они аккурат мясо закладывать
сбирались. И заместо горчицы я с них перцу вытребовал для княжьего
гостя. О, целую горсть дали!
- Олух ты, - беззлобно вздохнул Середин. - Мне же не суп варить, а
руку парить. Ладно, давай. Обойдусь перцем.
Он растер несколько шариков перца между пальцами, кинул в горячую
воду, немного подождал, чтобы он намок и утонул, помешал мизинцем,
затем медленно погрузил руку в ведерко. Торопливо забормотал:
- Встану я, Олег, до заката и пойду, где ветра богато. В чисто
поле, во широко раздолье. В чистом поле, в широком раздолье лежит
белый камень Ла-тырь. Под тем белым камнем лежит мертвый богатырь. Не
болят у него суставы, не щиплют щеки, не ломит кости. Разбужу я
богатыря мертвого, покажу ему боли горькие. Ой ты, богатырь черный,
богатырь вечный, не болят у тебя суставы, не щиплют щеки, не ломит
кости. Так бы и у меня, Олега земного, не болело - в день при солнце,
ночью при месяце, на утренней заре, на вечерней заре, на всяк день, на
всяк час, на всякое время. Тем моим словам ключ и замок...
- Чародействуешь? - шепотом поинтересовался Будута.
- Пятерню грею, - поморщился в ответ ведун. - Жилы расширяются,
кровь быстрее течет, раньше исцеление наступает. Огонь лучше разожги.
А то стемнело уж, ничего не видно. И продых в потолке откинуть не
забудь, задохнемся.
- Нешто я не понимаю! - обиделся холоп и побежал на улицу дергать
нужные веревки. Да так и пропал.
Прогрев руку до ощутимой красноты, Олег спрятал кисть назад в
рукавицу. Есть все равно не хотелось, поэтому он нащупал сверток со
своей походной шкурой, размотал ее, потом закрутился, уткнувшись носом
в густой медвежий мех, и отключился до того момента, когда его
вытряхнули из дремы истошные вопли:
- Торки! Торки! Торки!!!
Мигом откатившись от стенки, Олег вскочил, схватился за саблю,
щит... И охнул: клинок выскользнул из слабых пальцев. Ведун тихо
выругался, в общей толпе выбежал из палатки.
Дозоры сработали безупречно: вражеская рать еще только нарастала
на горизонте, а упрежденные дружинники уже стояли наготове - пусть и
не совсем одетые, но с оружием в руках.
- Колчаны, колчаны несите! - слышались со всех сторон выкрики
бояр.
Послышался тихий шелест, и у ног ведуна из утоптанного снега
внезапно выросло древко с белым тройным оперением. Потом что-то гулко
застучало по приготовленным для княжеского очага чурбакам. Олег
вскинул щит над головой, а шелест падающих стрел, нарастая,
превратился в непрерывный зловещий шепот. Слева впереди кто-то
болезненно вскрикнул. Еще кто-то ругнулся за спиной. Верные своей
излюбленной тактике, степняки стремительно проносились вдоль
вражеского лагеря, забрасывая незваных гостей тучами стрел. Но
столкнулись они на этот раз не с медлительной греческой пехотой или
неуклюжими персами, а с теми, кто и сам с детства любил пострелять из
лука воробьев, а в седло садился раньше, нежели толком начинал ходить.
Дружинники, бояре, приближенные княжеские богатыри опустошали колчаны
со стремительностью станковых пулеметов, успевая выпустить две стрелы
еще до того, как первая долетала до цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15