Судя по всему, к такому же выводу, хотя и по другим причинам, пришел и брат Фома. Вероятно, брат Фома почувствовал, что этот труд ему не по плечу. Тщетно втолковывали ему учителя, что никто не требует от него быть святым: нужно просто быть хорошим человеком, старающимся стать еще лучшей пытающимся помочь ближним. Брат Фома оставался непреклонным. Он соглашался с тем, что его призвание — под сводами церкви, но это не священнослужительство. Может быть, настанет время — когда, одному Богу известно, — и его взгляды изменятся. До тех же пор, говорил брат Фома, он согласен выполнять любое послушание, которое ему назначит епископ.Выяснилось: епископ хотел, чтобы брат Фома остался в семинарии в должности библиотекаря, что, с точки зрения брата Фомы, было просто идеально, поскольку он попадал в общество книг, которые любил нежно и преданно, и получал возможность писать трактаты обо всем, что его волновало и заботило. Он показывал свои трактаты учителям, и они приходили в восторг: брату Фоме удавалось найти ответы на духовные вопросы, которые не давали покоя всем, в особенности же с тех пор, как купцы принялись вместе со специями завозить в Латрурию из стран Востока чужеродные идеи. Брат Фома не был священником, но он был богословом, и тогда епископ перевел его в кафедральную библиотеку, где тот почувствовал себя совершенно счастливым и продолжал писать и переписывать труды до тех пор, пока папа не назначил его главой ватиканской библиотеки. Кроме всего прочего, это давало возможность кардиналам прослеживать лично за развитием воззрений брата Фомы. Они испытывали в отношении этих воззрений некоторую неуверенность. Кое-что им не очень-то нравилось.Савл усмехнулся.— Мне этот hombre уже нравится.Аруэтто нахмурил брови:— Hombre?— Это по-иберийски, — быстро вставил Мэт. — Означает «человек». — Он обернулся к Савлу. — Ну, так что же нам делать с этим библиотекарем теперь, когда мы о нем знаем?— Думать о нем, — просто ответил Савл. — Ученый Аруэтто, не могли бы вы показать нам, как выглядит брат Фома?Ученый прикрыл глаза, сдвинул брови, и вот рядом с ним в воздухе возникла рама, в раме — холст, а на холсте мало-помалу проступило лицо: округлое, на макушке — тонзура, вздернутый нос, маленькие, но дружелюбные глаза, небольшой улыбчивый рот. Лицо мягкое, спокойное, безмятежное — именно такое и должно принадлежать человеку, который мог устроить научное землетрясение.Но почему у Мэта вдруг возникло такое чувство, что брату Фоме не суждено выйти из Ватикана?— Богослов, да? — Савл, нахмурив брови, в упор смотрел на портрет. — А какие у него отношения с волшебством?Аруэтто улыбнулся.— Как раз из-за этого очень переживали кардиналы. Брат Томас утверждает, что то, что мы зовем «магией», на самом деле означает искусное обращение с невидимыми силами, окружающими нас, но не происходящими ни от Рая, ни от Ада, — они, по его мнению, происходят ото всех живых существ. Если хотите, это можно назвать жизненной силой. Однако способам управления и сосредоточения этой силы для воздействия ею на предметы и людей можно научиться либо у Бога и его святых, либо у Сатаны и его приспешников. Не сила сама по себе исходит от Господа, но знание, как ею управлять.Мэт кивнул:— Этим и объясняется то, что в вашем мире магия действует, а в нашем нет. Наши живые существа не испускают такой энергии.— Как это? — Аруэтто поднял голову так, словно гончая, учуявшая интересный запах. — Вы из другого мира?— Да, мы вам все объясним попозже, — быстренько вмешался Савл. — Сейчас же нам нужно как можно быстрее убраться из этого мира.— Но если речь идет о магии, то что же тогда такое «чудо»? — спросил Мэт и склонил голову набок. — Чудеса и в нашем мире случаются.— Вот! — воскликнул Аруэтто и поднял указательный палец. — Чудеса — это непосредственные деяния Господа или опосредованные его святыми — так говорит брат Фома. — Они происходят не из-за того, что кто-то управляет силами природы, но служат проявлениями Божьей силы.— Это означает, что Тот, Кто написал законы, имеет право нарушать их, когда Ему заблагорассудится, с издевательской усмешкой констатировал Савл. — Крупье забирает все ставки.— Ладно, будем считать, что мы в свои карты играем лучше, — вздохнул Мэт.— Угу. Беру три* Три — максимальное число карт при игре в «очко».

, — кивнул Савл. — А теперь давайте попробуем дотянуться до брата Фомы, ладно? Используем его как якорь и как бы подтянемся к нему.Аруэтто нахмурился.— Но как же можно дотянуться до него из этой вселенной?— А кто говорит, что это невозможно? — возразил Савл. — Вы хоть раз пробовали?— Ну... нет! — испуганно ответил Аруэтто. — Я же не чародей, я всего лишь бедный ученый! Но чародеев и колдунов здесь много, вот они-то наверняка пробовали.Савл пожал плечами:— Вряд ли у каждого из них есть соратник на той стороне. Судя по тому, что я слыхал о колдунах, ни один из них не станет помогать другому, если только это не нужно ему самому, и, уж конечно, колдун не станет увеличивать конкуренцию и вытаскивать кого-то из тюрьмы, какой бы она ни была. Может быть, не все колдуны — ярые человеконенавистники, но все те, кто мне попадался, были любителями одиночества — знакомых у них могло быть множество, но очень мало или ни одного близкого друга.— А близких и должно быть немного! — возразил Мэт.Савл подарил другу редкий для него теплый взгляд.— Я-то это хорошо знаю, старина, но большинство из встречавшихся мне людей — нет. Любят бродить по жизни толпами, и чем больше толпа, тем, по их мнению, лучше. — Савл повернулся к Аруэтто. — Значит, точно вы не знаете, пробовал ли кто-то из колдунов или чародеев выбраться отсюда с посторонней помощью с той стороны, да и их вряд ли кто-то пытался вытащить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151