— И что же, сударь, открыл тебе солнечный свет?— Ну, дюжину мелких черточек, незамеченных ночью: как алеют твои губки, как розовеют щечки! Да и вообще, цвет твоего лица совершенней чего бы то ни было — даже алебастра, коим представал ночью! И звезды, что упали с небес, не выдержав сравнения с твоими очами, знают истину, ибо ты затмила их все до единой!Далила издала довольный смешок.— Какая прелестная речь, сударь! Нет, я, пожалуй, послушаю еще, если ты оставил про запас чего-нибудь в том же духе.Корделия оглянулась, нахмурившись, — как раз, чтобы увидеть, как Джеффри склоняется к руке Далилы, и снова услышать ее смех:— Ого, сударь! Прелестных речей уже недостаточно! — Продолжила она мягче, да так, чтобы не услышала Корделия:— И что же ты еще умеешь?— Все, что пожелаешь. — На губах его заиграла легкая улыбка, вскоре растянувшаяся от уха до уха. — Назови любой свой каприз, госпожа, и я к твоим услугам.Далила оценивающе склонила голову набок:— Полагаю, мне стоит повременить с ответом. А ты, сударь, пока притаись в ожидании.— Там, где прикажешь, — хрипло проговорил Джеффри. — И где же мы притаимся? Действительно, придется терпеть в ожидании ночи.Глаза Далилы вспыхнули гневом, однако на губах заиграла довольная улыбка, а в голосе насмешка:— Ты ничего не дождешься, если будешь ждать ночи, ибо тогда нечего будет дожидаться.— О, горе мне! — Джеффри склонился поближе. — Так" ждать или не ждать? Ты говоришь, что я должен ждать, но если буду ждать, то ничего не дождусь.— Ну, так не жди, — выдохнула она.Они склонились в седлах, и он примкнул губами к ее губам.Корделия вновь обернулась, встревоженная внезапно наступившей тишиной, и возмущенно уставилась на одними лишь устами соединившихся всадников, но тут же, зардевшись, отвела глаза.— Я чем-то обидел тебя, прекрасная госпожа? — воскликнул Ален, принявший на свой счет ее негодование.Корделия немного оттаяла и, повернувшись к нему, одарила улыбкой:— Никоим образом, сэр, ни ты, ни Бор. Просто я расстроилась, вспомнив стихотворение:
Мужчины больше обещаний нарушают, Чем женщины их успевают дать.
— Это ко мне не относится, ибо я никогда не даю обещаний. — Голос Алена смягчился, и он склонился ближе. — Я лишь просил о них, но ничего не получил.Корделия уставилась на него, улыбнулась и сказала:— В другой раз не проси, пока не уверишься в том, что они будут даны.— А когда это будет? — еле слышно произнес Ален.— А когда солнце с неба покатится?Оба вздрогнули от неожиданности, затем лицо Алена потемнело при мысли о наглости Бора. Возможно, так оно и было, но разбойник невозмутимо смотрел сквозь листву на небо.— Похоже, скоро стемнеет. Где мы разобьем лагерь?— В этом нет необходимости, — провозгласил Ален. — Леди Далила сказала, что мы прибудем в дом ее отца еще до наступления темноты. — Он повернулся к Далиле:— Не так ли, миледи?Далила, стараясь выглядеть застигнутой врасплох, прервала поцелуй, хоть и не особенно поспешно.— О чем ты, сударь? — Далила поправила прическу, и без того безукоризненную.— О том, что к ночи мы доберемся до дома твоего отца, — с чопорной вежливостью повторил Ален. — Не так ли?— К ночи? — Далила взглянула на лучи, пробивавшиеся сквозь листву. — К ужину или чуть позже, я бы сказала.В общем, можно не торопиться.— Вот и прекрасно, — с явным облегчением подытожил Ален. — Давайте рассказывать истории или споем, чтобы скоротать путь.Джеффри пожал плечами:— Запевай, если хочешь, но только то, что все знают.— Конечно. — Ален задумался на мгновение и запел чистым глубоким тенором:
Увы, любовь меня скрутила И отшвырнула неучтиво…
Тут же мелодию поддержал баритон Джеффри и сопрано обеих девиц. А Бор подпевал теплым звучным басом, от которого затрепетало сердце Корделии. Она посмотрела на разбойника, взгляды их встретились. Между молодыми людьми будто искра проскочила. Корделия содрогнулась и решительно отвела взор.Похоже, с Аленом все вышло бы безопасней. Но так ли она стремится к безопасности?
Высокие каменные столбы внезапно выросли перед ними в самой чаще леса. На них висели огромные железные ворота. За воротами сидел холоп в рубахе и рейтузах. Какое-то время Корделия с изумлением разглядывала эту картину, затем огляделась по сторонам. Заросли здесь были такими плотными, а деревья вдоль дороги так густо переплетены ежевикой и терновником, что Корделия приняла за непроходимую чащу чрезвычайно искусно сооруженную изгородь. Конечно, рыцарь в тяжелых доспехах преодолел бы эту преграду, но от случайного бродяги или браконьера, а также большинства диких зверей она казалась вполне надежной защитой.— Биллем! — заголосила Далила. — Как поживаешь?Привратник встрепенулся, сгоняя дремоту, и выпучил глаза, будто увидел призрак.— Миледи Далила! — Он вскочил. — Это действительно ты?— Да, Биллем. Я вернулась к вам, благодаря покровительству этих добрых людей. Как поживает мой отец?— В тревоге и печали, миледи. Ежечасно ломает руки и проклинает своих людей, что не смогли отыскать твой след.Хвала небесам, ты вернулась! Для всех нас это были горчайшие времена!— Что ж, меня переполняет скорбь, — склонила голову Далила. — Но и радость от возвращения домой. Дай знать моему отцу.— Конечно, миледи, как прикажешь! — Биллем отодвинул засов и широко распахнул створку. Отряд во главе с Бором въехал за ограду, и Биллем запер за ними ворота. — Поспешу с новостями, миледи! — И он умчался.Кавалькада неторопливо двигалась плавно извивающейся аллеей под сенью дубов и кленов. Корделия отметила, что деревья не были высажены ровными рядами; скорее, дорога искала проходы между стволами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80