Сара в прекрасном настроении. Она мила со мной.
– Сколько ты весишь? – спрашивает моя мать у Сары.
– Примерно сто пятнадцать фунтов.
Сара изгибается томно, как кошка, откидываясь на спинку кресла в поезде. При каждом удобном случае она хватается за меня от страха. Она прижимается ко мне всем телом.
Моя мать говорит:
– Посмотрите-ка на этот хорошенький маленький хрен вон там. Славный и свежий. Прямо из духовки.
Но какой смысл ей так стараться? Все равно никто ее не слышит. Думаю, она просто дает выход злости. Наверно, все дело в этом.
Для Сары это что-то вроде игры. Она старается быть соблазнительной, когда моя мать не смотрит. Я чувствую себя очень неуютно. Она украдкой целует меня – правда, пока еще не в губы. Мне хочется сказать: «Мама, ты видела, что она со мной делает? Заставь ее прекратить это». В тех немногих случаях, когда моя мать что-то замечает, она говорит: «О, это так прелестно!»
Меня влечет к Саре. Она крайне чувственна, помимо того, что красива. Очень податлива. То, что она носит, выглядит на ней до нелепого сексуально. Обычные шорты, не особенно тесные, не особенно короткие. Тенниски. Она также носит мини-юбки, но они не узкие – они свободные и вполне соответствуют ее возрасту. Она не пользуется косметикой и выглядит от этого еще более сногсшибательной. Она постоянно дотрагивается до меня. Интересно, она из тех, кто всегда всех трогает, или она трогает только меня? Во всяком случае, она же не всегда трогает мою мать.
Иногда она приходит в ярость оттого, что я не отвечаю на ее ласки и поцелуи. Тогда она пытается вызвать мою ревность, указывая на мужчин постарше, которых находит привлекательными. Это всегда старики.
Моя мать посылает воздушные поцелуи проходящим мимо мужчинам.
– Этого же нет в тех книгах! – замечаю я.
– Да, но я вдруг вспомнила об этом сейчас.
Мы покупаем маски. Микки-Маус для меня, Минни-Маус для Сары. Моя мама отказывается от бабушки Минни-Маус, хотя у них есть и такая маска. Она уходит без маски.
Я пытаюсь флиртовать с женщинами, чтобы Сара видела, что меня интересуют женщины моего возраста. Я также пытаюсь заинтересовать ее мальчиками.
Сара указывает на старика в кресле на колесиках и говорит:
– Разве он не красив? Он просто очарователен.
Я смотрю на нее в шоке и вдруг понимаю: она делает это не только для того, чтобы заставить меня ревновать; она хочет показать, что ей нравятся мужчины постарше и если я не сдамся, то другой мужчина, вероятно, не устоит.
Через несколько минут я указываю ей на пятилетнего мальчика и спрашиваю:
– Разве он не красив? Он просто очарователен. Тебе бы надо с ним поболтать.
Она прижимается своим плечом к моему и говорит:
– О да, верно.
– Привет, – кокетливо обращается моя мать тоненьким голоском к мужчинам, которые проходят мимо.
У Сары детское личико. Я же не могу влюбиться в это красивое детское лицо! Оно слишком юное.
– Красавчик, – говорит моя мать мужчинам.
Моя мать не очень-то высокого мнения обо мне. Она считает, что я неприспособлен к жизни. «Что еще хуже, нежели неспособность сделать карьеру и удачно устроить свою личную жизнь, – говорит она мне, – так это неприспособленность к каждодневной жизни». Ей меня жаль и, вероятно, она стыдится меня, но ей не хочется меня обидеть. Мама считает, что мне полезно быть вместе с ней, что это может мне помочь. Когда она бывает резка, это не оттого, что она меня не любит. Она часто повторяет: «Я тебя люблю и просто желаю тебе добра. Тебя нужно немножко встряхнуть». Я не принимаю это слишком близко к сердцу.
Моя мать жалуется на меня Саре. Сара жалуется моей матери на меня, говоря что-нибудь в таком роде: «Вы не думаете, что ему нужно немного расслабиться? Вам не кажется, что он слишком напряжен и зажат?»
– Я того же мнения, – говорит моя мама. – Именно это я твержу ему годами.
– Он всегда обеспокоен тем. чтобы поступать, как принято.
– Совершенно с тобой согласна.
Мы возвращаемся в отель около пяти, потому что у Сары болит голова и она хочет отдохнуть.
Сразу после обеда мать отправляется к себе в номер вздремнуть. Сара приходит ко мне в номер и начинает болтать о разном – я не знаю, о чем именно, поскольку очень напряжен. А она совершенно раскованна.
Она рассуждает обо мне, анализирует меня, говорит, что ей во мне нравится. Она выставляет напоказ свое тело. Я не уверен, что она делает это намеренно – быть может, это мне, старому извращенцу, так кажется. Если она в самом деле так ведет себя намеренно, то у нее просто талант, так как все выглядит очень естественно. Она ребячится – сущее дитя. Гладкая кожа, как в мультипликации. Даже слегка нескоординированные движения, характерные для детей.
Мы беседуем, и она настаивает на том, чтобы сесть рядом со мной, и чтобы моя рука обнимала ее за плечи. Она прижимается ко мне. «Ты мой плюшевый медвежонок», – говорит она, и это звучит для меня, как музыка. Вот такое поведение мне нравится – невинное, дружеское. Вдруг она направляется к дверям и поворачивается кругом. Она начинает напевать «Сегодня вечером» из «Вестсайдской истории». Она идет ко мне медленной походкой, совершенно серьезная, с напряженным выражением лица, напевая: «Сегодня вечером, сегодня вечером только ты. Сегодня вечером не будет утренней звезды. Сегодня вечером, сегодня вечером…»
Наконец она подходит ко мне и просит петь вместе с ней. Я очень энергично протестую, заявляя, что совсем не умею петь. Но она настаивает еще более энергично, и мы начинаем петь дуэтом, щека к щеке, и голос у меня звучит черт знает как. Вообще-то я даже не пою, а проговариваю текст.
Наконец она уходит к себе в номер спать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79