– Он наблюдал за чем-то на улице, очень пристально. Мне было любопытно взглянуть, на что он смотрит, и я взглянула.
– Что это было?
– Всего лишь птица, усевшаяся на фонарный столб. Наверно, мужчина уставился на нее, потому что она была голубая, что несколько необычно для Манхэттена. Мне жаль.
Как хорошо это подходит к моей жизни. Я могу себе представить, что этой женщине в желтой машине, должно быть, стыдно, что такая глупость, глупость убила мою дочь (я говорю «дочь», потому что эта женщина, наверно, считает Сару моей дочерью). Ну что же, не наш попугай это сделал. Не мой попугай. Не попугай Сары. Попугай был частью Сары. Обвинить попугая – все равно что сказать, будто она сама себя убила.
Что касается обнаженного мужчины, то я бы, конечно, предпочел, чтобы эта женщина смотрела на лысого мужчину. Тогда я мог бы ненавидеть лысых мужчин, а не обнаженных мужчин, что было бы легче вынести эмоционально, поскольку волос у меня хватает, в то время как я не могу больше никогда в жизни не раздеваться догола.
Ну что же, это определенно должно доставить удовольствие тем, кто считает, что все несчастья и безумства в жизни этой маленькой девочки происходят от обнаженных мужчин – ведь так, моралисты дерьмовые? Они даже убили ее. Нагота опасна, злорадствуете вы. Я ведь так и говорил вам, торжествуете вы. Когда маленькие девочки делают скверные вещи, они бывают наказаны. В самом деле, очень хороший поворот событий!
– Куда вы ехали? – спрашиваю я женщину в желтой машине.
– К ветеринару.
Я заглядываю в ее машину. Там собака в коробке.
– Она больна? – спрашиваю я.
– Да.
– Ее можно вылечить?
– Нет.
– Так зачем же вы ехали к доктору?
– Чтобы ее усыпили.
– У меня был умирающий питомец, но я бы никогда его не усыпил.
– Что это был за зверек?
И тут я понимаю, что говорю о маленькой девочке. Я чуть было не сказал этой женщине, чтобы она завела рыбок, но потом передумал. Рыбки умирают легче, чем кто бы то ни было.
Приходит карета «скорой помощи». Она увозит Сару. Я тоже еду с ней. И доктор – тоже. Он хочет помочь мне, если мне потребуется помощь в моральном или эмоциональном плане.
В карете «скорой помощи» я кричу доктору, перекрывая вой сирены:
– Не говорите ее матери, что была надежда, хорошо? Скажите, что надежды не было.
– Я сделаю все, что в моих силах.
Теперь я кричу уже не из-за шума, а от злости:
– Нет, вы должны ей сказать, что не было никакой надежды. Скажите ей, что надежды совсем не было и что Сара ужасно страдала бы от своей опухоли мозга, хорошо?
– Я не стану звонить матери Сары, но если она мне позвонит, то я не буду ей лгать. Она заслуживает того, чтобы знать правду.
Я звоню леди Генриетте из больницы.
– Как вы долго! – Это первое, что она говорит, подойдя к телефону. Потом, затаив дыхание, спрашивает: – Есть надежда?
– Нет.
Молчание. И потом она очень тихо произносит:
– Вот видите, я это знала.
– Да, я помню.
Я слышу, как она плачет. Потом говорит:
– Ну что же, приезжайте домой. Уже поздно.
Теперь молчу я. Мне хочется сказать: «Хорошо». Это слово вертится у меня на кончике языка. Я уже как будто слышу его.
– Хорошо? – спрашивает она. – Пожалуйста, вы можете сейчас привезти Сару домой?
– Нет.
– Почему нет? – спрашивает она с раздражением и любопытством, но ничуть не встревожившись: ведь люди, которые умирают от болезни, просто не могут, в довершение всего, умереть от несчастного случая.
– Вам нужно включить ваш магнитофон, – советую я.
– Он уже включен.
– Вы должны приехать в больницу. Произошел несчастный случай. С Сарой.
Я говорю, что ее дочь уже мертва.
Не только нет надежды – ваша дочь уже мертва.
Меня приводит в ужас попугай, который, как только мы возвращаемся из больницы и входим в квартиру, говорит:
– Еще не пора?
Меня очень удивляет, что леди Генриетта очень серьезно отвечает попугаю:
– Да, это случилось. Она мертва.
– А еще? А еще? – повторяет бедный глупый попугай, словно подтрунивая над ее ответом. И продолжает: – Еще не пора почти? Смерть и умирание?
Попугай не убивал Сару. Какая чушь! Это улица. Виноваты обнаженные мужчины и улица. А не мой попугай. Не попугай Сары. Я беру помет попугая и разбрасываю по улице, на которой произошел несчастный случай, чтобы наказать эту улицу.
У меня такое чувство, словно я был зрителем в цирке, а сейчас представление закончилось. Там был говорящий попугай, который принадлежал бородатой леди в платье цвета солнца, которая взлетала в воздух на дельтаплане, подбрасывала монетки и убивала рыб (жестокое обращение с животными). Это было гротескное представление с крепкими запахами, слепящими красками и оглушительным шумом. Если вдуматься, то я был не только зрителем, но и артистом: хозяином слона. И я испортил представление. Слон меня ослушался и растоптал бородатую леди.
Однажды ночью мне снится странный сон – скорее кошмар. Мне снится, что мы с леди Генриеттой в кабинете у доктора, и этот доктор – первый врач Сары – говорит нам, что Сара умерла не от несчастного случая.
– Вы хотите сказать, что ее убили? – спрашиваю я, поскольку насмотрелся фильмов.
– Нет. Она умерла от опухоли мозга, как и ожидалось, – отвечает доктор в моем сне.
– А что же такое несчастный случай с машиной? Это ее опухоль мозга? – с сарказмом спрашивает Генриетта.
– Совершенно верно, – говорит доктор. – Это был новый симптом: рак.
– Рак чего?
– Рак пространства.
– Что?
– Рак пространства, или места; ее тело заполняет вселенную. Его также называют раком ее воздуха, но обычно он называется раком чьего-то пространства, места или воздуха, а не ее или его пространства, места или воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79