Я не хотел спрашивать ее об этом при Саре, поскольку моя мать могла ответить мне искренне. Но теперь было подходящее время, мы стоим с ней вдвоем в очереди на аттракцион «Путешествие в Фантазию», который путеводитель описывал как «воображаемое путешествие с помощью творческого процесса». Сара покинула нас, чтобы сходить в туалет и купить какую-нибудь еду.
Я знаю, что должен сформулировать вопрос в виде комплимента. Было бы ошибкой просто спросить: «Почему ты так обошлась с коридорным?» Моя мать автоматически приняла бы это за критическое замечание, рассердилась бы и накричала на меня.
– То, как ты обошлась с коридорным, было просто чудесно, – замечаю я. И я действительно так думаю.
– Спасибо, – отвечает она и больше не произносит ни слова, хотя я дал ей целую минуту.
– Иногда ты удивляешь меня, делая самые чудесные вещи, – продолжаю я.
– Ну что же, хотелось бы надеяться, что мои чудесные вещи не будут вызывать такое сильное удивление. Ведь они не настолько редки, в конце концов. Почему же ты так удивился?
Я чувствую, что это будет один из наших извилистых разговоров. В прошлом я опробовал все вообразимые методы, чтобы из них выбираться, но ничего не сработало. Самое лучшее, что я могу применить, – это терпение. Я окидываю взглядом людей, стоящих в очереди поблизости от нас, надеясь, что они заняты и не собираются прислушиваться к нам. Они могут подумать, что мы – из лечебницы для душевнобольных. Перед нами стоит мама, громко беседующая со своими тремя детьми, которые шумно играют во что-то. Хорошо. Я оглядываюсь. За нами – двое мужчин примерно моего возраста, около тридцати. Вид у них слишком интеллектуальный для Диснейленда. Высокие. Образованные. У одного – довольно длинные каштановые волосы. Второй – блондин. На обоих шорты. Мужчины загорелые. Оба именно того типа, который женщины предпочитают мне. Я не мог бы представить себе кого-либо, кто вписывался бы в Диснейленд меньше, чем эти двое – особенно в паре. Они беседуют друг с другом. В любом случае непохоже, чтобы они стали подслушивать.
– Прости, – обращаюсь я к матери. – Я не совсем ясно выразился. Я просто имел в виду, что такое чудесное поведение вообще редко встречается. Я знаю очень немногих людей, у которых хватило бы мужества или остроумия, чтобы так обойтись с коридорным, не говоря уже о мастерстве, с которым ты провела эту операцию.
– О, ради бога, Джереми.
– Я действительно говорю то, что думаю.
– Я тоже.
Когда моя мать высказывается, она уверена в себе. Она хорошо артикулирует. Тон у нее уверенный, авторитетный и властный. От этого все, что она говорит, звучит умно. Я не унаследовал ее талант, но порой, когда я с ней беседую, то чувствую, что способен ей подражать.
– Прости, – снова говорю я. – Меня интересует следующее: я никогда не видел, чтобы ты обходилась с человеком так, как обошлась с коридорным, – так умно. Мне хотелось бы знать, есть ли на то конкретная причина.
– Да. Это потому, что я раньше никогда по-настоящему не знала мужчин.
– Какая интригующая мысль! Ты разожгла мое любопытство.
– Оно уже было разожжено.
– Ты опять права.
– До этого я не была права. Как же могу я быть права опять?
Я оглядываюсь в смущении. Двое мужчин позади все еще беседуют.
– Потому что ты всегда права, – говорю я своей матери.
– Но не в данном конкретном случае в этом разговоре.
– Опять права.
– На этот раз это уместно, поскольку я была права прежде, – соглашается она.
– Что ты имела в виду, когда сказала, что никогда раньше не знала мужчин по-настоящему?
– О'кей, ты хочешь вернуться к этой теме. Сделать нечто вроде предупреждения вежливее, чем просто грубо вернуться назад.
– Мне жаль.
– Мне безразлично, если это так. В данный момент нелогично говорить подобную вещь. Я просто учу тебя тому, что ты должен уже знать.
– Тебе бы не хотелось вернуться к нашему разговору?
– Это и есть то самое предупреждение, о котором я говорила, но ты делаешь это так неуклюже! Лучше сказать: «Как мы говорили…» Или, что еще лучше: «Я не хотел вас прерывать, но наш разговор был так приятен, что мне бы хотелось продолжить его с того места, где мы остановились, если вы не возражаете».
Я снова оглядываюсь. Мужчины все еще беседуют.
– Как мы говорили, – начинаю я, – что ты имела в виду, когда сказала, что никогда раньше по-настоящему не знала мужчин?
– Ты выбрал менее хороший способ. Не может быть. Ты просто хотел меня огорчить. Я же сказала, что второй способ лучше первого, а ты применил первый.
– Прости, но второй способ слишком трудно запомнить. Он длинный.
– Я поражаюсь отсутствию у тебя стыда, когда ты признаешь слабость своего ума. Когда человек не стыдится слабости своего ума, это еще хуже, чем сама слабость ума.
– Я не хотел тебя прерывать, но наш разговор был так приятен, что мне бы хотелось продолжить его с того места, где мы остановились, если ты не возражаешь.
– Теперь ты используешь второй вариант, и это означает, что ты солгал, сказав, что он слишком длинный, чтобы его запомнить. Что еще грубее и несноснее, чем иметь слабый ум и отсутствие стыда, дабы скрыть это, – это намеренно обнаружить тот факт, что солгал в разговоре прежде.
Мы уже так погрязли в разговоре, что я могу с таким же успехом продолжать, даже если нас слушают.
– Да, – говорю я. – Что ты имела в виду, когда сказала, что никогда раньше по-настоящему не знала мужчин?
– Я имела в виду, что недавно раскрыла их по-новому.
– О, в самом деле?
– Каким способом, – говорит моя мать.
– Что?
– Каким способом, – повторяет она.
– Что ты хочешь сказать?
– Каким способом.
– Каким способом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79