Она все же была приветлива, лицо ее освещалось нежной, несколько принужденной улыбкой, и, держа его руку, она сжимала ее долгим пожатием, скорее невольным, чем сознательным.
Она, по-видимому, не слушала того, что он ей говорил, потому что, прервав его на середине фразы, сказала:
- Решительно, мне пора идти. В шесть часов я должна быть у маркизы де Братиан, и я уже сильно запаздываю.
Он бережно проводил ее до двери, которую отворил ей при входе. Они поцеловались, и, бросив на улицу беглый взгляд, она пошла, держась как можно ближе к стене.
Как только он остался один, как только почувствовал внезапную пустоту, которую оставляет в нас женщина, исчезая после объятий, и странную царапину в сердце, наносимую удаляющимися шагами, ему показалось, что он покинут и одинок, словно он ничего не сохранил от нее. И он стал шагать по песчаным дорожкам, размышляя о вечном противоречии между надеждой и действительностью.
Он пробыл там до темноты, постепенно успокаиваясь и отдаваясь ей издали с большим самозабвением, нежели отдавалась она, когда была в его объятиях; потом вернулся домой, пообедал, не замечая того, что ест, и сел ей писать.
Следующий день показался ему долгим, вечер - нескончаемым. Он снова написал ей. Как это она не ответила ему, ничего не велела передать? На второй день, утром, он получил краткую телеграмму, назначавшую свидание на завтра, в тот же час. Этот клочок голубой бумаги сразу излечил его от недуга ожидания, который уже начинал его терзать.
Она явилась, как и в первый раз, вовремя, приветливая, улыбающаяся, и их встреча во флигельке ничем не отличалась от первой. Андре Мариоль, сначала удивленный и смутно взволнованный тем, что не ощущал в их отношениях той восторженной страсти, приближение которой он предчувствовал, но еще более влюбленный чувственно, понемногу забывал мечту об ожидаемом обладании, испытывая несколько иное счастье в обладании обретенном. Он привязывался к ней узами ласк, самыми опасными, неразрывными, теми единственными узами, от которых никогда уже не освободиться мужчине, если они крепко обхватят его и так вопьются, что выступит кровь.
Прошло три недели, таких сладостных, таких мимолетных! Ему казалось, что этому не будет конца, что он всегда будет жить так, исчезнув для всех и существуя для нее одной; и в его увлекающейся душе, душе художника, ничего не создавшего, вечно томимого ожиданием, рождалась призрачная надежда на скромную, счастливую и замкнутую жизнь.
Мишель приходила раза два в неделю, не сопротивляясь, привлекаемая, должно быть, столько же радостью этих свиданий, очарованием домика, превратившегося в оранжерею редких цветов, и новизною этих любовных отношений, отнюдь не опасных, раз никто не имел права выслеживать ее, и все-таки полных тайны, сколько и почтительной, все возраставшей нежностью ее возлюбленного.
Но как-то она сказала ему:
- Теперь, друг мой, вам пора снова появиться в свете. Приходите ко мне завтра днем. Я сказала, что вы вернулись.
Он был в отчаянии.
- Ах, зачем так скоро! - воскликнул он.
- Потому что, если бы случайно узнали, что вы в Париже, ваше уединение показалось бы необъяснимым, возбудило бы подозрения.
Он согласился и обещал прийти к ней на другой день. Потом спросил:
- Значит, у вас завтра приемный день?
- Да, - ответила она. - И даже маленькое торжество.
Это было ему неприятно.
- Какое торжество?
Она засмеялась, очень довольная.
- Я при помощи разных ухищрений добилась от Масиваля, чтобы он сыграл у меня свою Дидону, которую еще никто не слыхал. Это поэма об античной любви. Госпожа де Братиан, считавшая себя единственной обладательницей Масиваля, в полном отчаянии. Впрочем, она тоже будет, она ведь поет. Ну, не молодчина ли я?
- Много будет гостей?
- О нет, только несколько самых близких. Вы почти со всеми знакомы.
- Нельзя ли мне уклониться от этого концерта? Я так счастлив в своем уединении!
- О нет, друг мой. Поймите же, вы для меня самый главный.
Сердце его забилось.
- Благодарю, - сказал он. - Приду.
Глава 3
- Здравствуйте, дорогой господин Мариоль! Он обратил внимание, что теперь он уже не "дорогой друг", как в Отейле. И последовавшее за этим краткое рукопожатие было поспешным рукопожатием женщины, занятой, озабоченной, поглощенной светскими обязанностями. Он направился в гостиную, а г-жа де Бюрн пошла навстречу прекраснейшей г-же Ле Приер, чуть-чуть иронически прозванной "богиней" за смелые декольте и притязания на скульптурность форм. Ее муж был академик по разряду Надписей и Изящной Словесности.
- А, Мариоль! - воскликнул Ламарт. - Где вы пропадали? Мы уже думали, что вас нет в живых.
- Я путешествовал по Финистеру. Он стал делиться впечатлениями, но романист прервал его:
- Вы знакомы с баронессой де Фремин?
- Нет, знаю ее только в лицо. Но я много о ней слышал. Говорят, она очень интересна.
- Это королева заблудших, но она упоительна, от нее веет самой изысканной современностью. Пойдемте, я вас представлю.
Он взял Мариоля под руку и повел его к молодой женщине, которую всегда сравнивали с куколкой, бледной и очаровательной белокурой куколкой, придуманной и сотворенной самим дьяволом на погибель большим бородатым детям. У нее были продолговатые, узкие, красивые глаза, немного подтянутые к вискам, как у китайцев; взгляд их, отливавший голубой эмалью, струился между век, редко открывавшихся совсем, меж медлительных век, созданных, чтобы что-то скрывать, чтобы беспрестанно опускать завесу над тайной этого существа.
Ее очень светлые волосы отливали серебряными шелковистыми оттенками, изящный рот с тонкими губами был, казалось, намечен миниатюристом, а затем обведен легкой рукой чеканщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55