То есть, я хочу сказать, Боже, у каждого в семье есть паршивая овца. Мой дядя…
– Гей, – болезненно сморщившись, перебила Дала. – Может быть, ты заткнешься? Анджи устала. Ей нужен отдых.
– Точно. Мы еще зайдем, Анджи. Обязательно позвони, если что-то будет нужно, ладно?
Анджи удалось улыбнуться.
– Спасибо, Гей и Дала.
Не успели они выйти, как в комнату ворвался Рис. Его опаленные, испачканные сажей волосы были совершенно растрепаны, некогда белая рубашка – вся в черных полосах и разорвана, дорогие брюки безнадежно испорчены. От него пахло дымом. В нескольких местах белели аккуратные полоски пластыря. Анджи подумала, что он прекрасен.
Едва кивнув посетительницам, он в три шага пересек палату и опустился на край кровати. Она встретилась с его безумными глазами, когда рука Риса скользнула под голову, а губы приблизились к ее губам. Поцелуй был такой бережный, будто Анджи состояла из тончайшего стекла. А его вздох после поцелуя – долгий, прерывистый, хриплый.
– Господи, Анжелика! – проговорил он, касаясь щекой ее волос.
Через его плечо Анжелика видела, как Дала и Гей обменялись изумленными взглядами и с комичными предосторожностями выскользнули из комнаты. И тут же забыла о них, полностью сосредоточившись на мужчине, державшем ее так бережно и вместе с тем так страстно.
– У меня все в порядке, Рис, – шепнула она, думая только о том, чтобы прогнать боль из его чудных серых глаз. Неужели это лицо казалось ей когда-то непроницаемым? Как она могла не замечать чувств, сквозивших из-под глухой маски, которую так долго носил этот необычайный человек!
– Тебе больно? – требовательно спросил он, окидывая взглядом ее накрытое простыней тело. Потом поморщился и сказал, не дав ей времени ответить:
– Конечно, больно. Бедные ножки.
– Все не так уж плохо, Рис, – успокоила она, бесстыдно пренебрегая правдой.
Лицо Риса сказало ей, что обман не удался.
– Плохо, – возразил он. – И голова тоже болит, правда?
Она была слишком занята, рассматривая его, чтобы отвечать на вопросы. У него на шее был пластырь. Другой – на правой щеке. Обе руки забинтованы, и еще небольшие ожоги на ладонях. Если там и были бинты, он их снял.
– А еще есть ожоги? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Нет. Все в порядке. Не беспокойся. Анджи посмотрела ему в глаза.
– Ты спас мне жизнь, Рис. Я еще не встречала человека, совершившего такой смелый поступок, какой ты совершил ради меня.
Он очаровательно покраснел.
– Оставь, Анжелика. Любой на моем месте сделал бы то же.
Она улыбнулась его смущению и поднесла руку к его щеке.
– Любой нормальный герой будней, да?
Рис поймал ее руку, поднес ко рту и закрыл глаза. Голос его был груб.
– В этом не было ничего героического. Я должен был вытащить тебя оттуда. Должен был. Если бы ты умерла, я бы тоже умер. Неужели ты не понимаешь?
У потрясенной до глубины души Анджи задрожали пальцы.
– Рис…
Его глаза открылись, и пелена влаги в них вызвала горячую волну слез в ее собственных.
– Я был одинок с трех лет… черт, я был одинок всю жизнь. Я думал, во мне есть какая-то ущербность, из-за которой меня невозможно любить. Айрис и Грэм… да, они научили меня многому, но у них своя жизнь, свои семьи. Но ты – ты полюбила меня. Я говорил себе, что это ненадолго, что ты молода и независима и можешь получить кого и что захочешь.
– Я хочу тебя, – перебила Анджи, с трудом произнося слова из-за комка в горле.
– Я знаю, – ответил Рис. – По какой-то непостижимой причине ты хочешь меня. А я хочу тебя. Ты нужна мне, Анжелика. И я не потеряю тебя, – добавил он яростно, растягивая слова, чтобы подчеркнуть их значение.
Он поцеловал ее ладонь.
– Так что теперь ты видишь, – продолжал он мягче, – что я не совершил ничего героического. Это, может быть, один из самых эгоистических поступков в моей жизни.
Не пряча струившихся по израненным щекам слез, она коснулась пальцами его подбородка.
– Я люблю тебя, – проговорила она.
– Я люблю тебя, Анжелика. – Он нагнулся, чтобы еще раз поцеловать ее, потом приподнял голову и чуть неуверенно улыбнулся. – А вот спасение твоей кошки действительно было героическим поступком, – сообщил он, очевидно желая снизить пафос.
Она нахмурилась.
– Ты мог погибнуть! Это было не геройство, а глупость! Как ты мог рисковать жизнью из-за кошки?
– Это была твоя кошка, – просто ответил он. – И потом, я ведь знал, где она. Это было недалеко.
Она не могла больше хмуриться. Мысль о том, как погибла бы в огне милая киска, заставила ее содрогнуться.
– О, Рис, спасибо. Твоя жизнь мне дороже всего на свете, но я так рада, что Цветик спасена.
Он улыбнулся и поднял руку, демонстрируя длинную глубокую царапину.
– Жаль, что кошка не испытывала такой благодарности. Она перепугалась до безумия и не оценила мою идею вытащить ее из убежища под стулом. Слышала ты когда-нибудь, чтобы кошка кашляла? Она кашляла и ругалась как черт все время, пока я выносил ее.
Анджи подняла бровь и тут же вынуждена была подавить гримасу боли, всколыхнувшейся от этого движения.
– Цветик ругалась? – скептически повторила она, удивленная вдруг проявившимся богатством его воображения.
Он серьезно кивнул.
– Как сапожник.
– А это точно был не ты?
– Я внес свою лепту, – признал Рис. Отпустив наконец ее руку, он поправил простыню и встал. – У тебя утомленный вид, моя любимая. Может быть, попробуешь заснуть?
Зная, что он видит все у нее на лице, Анджи не стала спорить.
– Пожалуй, да, – слабо проговорила она, чуть шевельнувшись под простыней в безуспешной попытке устроиться удобнее.
– Я попрошу, чтобы тебе ввели болеутоляющее, – объявил он, услышав ее стон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52