Все твои вещи…
Она замотала головой, от чего слезы пролились на щеки.
– Ты не понимаешь. Я не разочарована. Будь у меня выбор, я спасла бы именно это. Спасибо, Рис.
Его большой палец прошелся по влажной дорожке.
– Я знаю, что большинство твоих вещей незаменимы, потому что с ними связаны воспоминания, но что поделаешь? Завтра мы первым делом позвоним в твою страховую компанию. Твои подруги предлагали помочь с покупками, пока ты не начнешь ходить; а жить будешь, конечно, у меня. То есть ты можешь не беспокоиться о том, что связано с финансами. Я позабочусь о тебе.
– Я знаю, Рис. – Она не стала говорить, что вполне может позаботиться о себе сама, как уже сделала в этом году, попав в подобную ситуацию. Рису нужно было чувствовать, что она нуждается в нем. Она понимала это, потому что чувствовала то же самое. – Только я не хочу, чтобы ты жалел меня, слышишь? Ноги мне починят. Очень скоро я снова буду ходить. Доктор обещал, что шрамы будут почти незаметны, хотя на этот счет я мало волновалась.
– Он, наверное, решил, что это будет волновать тебя больше всего. Большинство невероятно красивых женщин немного тщеславны. Ты – исключение.
Она поймала его руку и поцеловала.
– Льстец. – Она прекрасно знала, как выглядит сейчас. Бледная, в синяках, волосы спутаны. Только очень любящий человек мог вспомнить сейчас, что она невероятно красива. – Я к тому, Рис, что считаю себя очень счастливым человеком. Когда мой мир рухнул в прошлый раз, я осталась ни с чем: ни семьи, ни друзей, ни самоуважения и очень мало вещей. На этот раз у меня вообще не осталось вещей, кроме этой, – она прижала к груди фотографию, – но это не важно. Новые друзья знают об отце, и их это, кажется, совершенно не волнует; у меня есть свой путь в жизни, по которому я прошла достаточно, чтобы знать, что могу идти дальше; и самое главное – у меня есть ты. На что же мне жаловаться?
– Я хочу, чтобы мы поженились. Немедленно. Теперь, когда пресса положила на нас глаз, я не хочу репортажей о нашей совместной жизни, не освященной браком.
Она хихикнула.
– Рис, ты такой старомодный. Никому не важно, что мы будем жить вместе до свадьбы.
– Мне важно, – уточнил он, выпятив челюсть. – Извини, если ты надеялась на венчание в церкви со всеми причиндалами…
– Вовсе нет, – быстро перебила она.
– Хорошо. Значит, мы поженимся здесь, до того, как ты выпишешься, – как только я смогу все организовать.
– Здесь? – слабо переспросила она, обводя глазами палату. Она действительно не лелеяла мечту о пышном церковном обряде, но и больничная палата в качестве венчального собора ей не представлялась. Равно как и то, что она будет лежать пластом со сломанными ногами.
– Здесь. – Его тон не располагал к дискуссии.
Рис защитит от всего, что в его власти, уныло подумала она, – от огня, инженеров, подсовывающих невинного вида напитки, сплетен людей, которых они никогда не увидят. Нужно будет только поговорить с ним, чтобы не заходил слишком далеко в своем рвении. Позже.
– Хорошо, – тихо согласилась она. – Если ты так хочешь. – Потом улыбнулась. – Я очень рада, что ты сделал мне предложение до того, как все случилось. Очень бы не хотелось возбуждать в тебе подозрения, не ради ли денег выхожу я за тебя теперь, когда у меня ничего нет.
Он надменно вскинул голову.
– Если бы мне пришло в голову, что ты из тех женщин, что выходят за деньги, я никогда не сделал бы тебе предложения, – проговорил он со стальной нотой, которая так пугала не знающих его столь хорошо, как она. И она верила в сказанное им. Рис не из тех, кого можно обмануть. Он не дал бы обмануть себя даже женщине, которую желал.
Он сплел свои пальцы с ее и смотрел на соединенные руки, избегая ее взгляда.
– У меня никогда не было семьи, Анжелика, – сказал он уже без следов надменности в голосе. – А так хотелось! Обещаю, что буду тебе хорошим мужем и хорошим отцом для наших детей, несмотря на недостаток опыта в той и другой области.
– Я знаю, что будешь, милый, – заверила она нежно, чувствуя, как до боли сжимается сердце. Он вскинул глаза, вспыхнувшие под ее взглядом. – Я люблю тебя.
– Я люблю тебя с того момента, как ты вошла в мой кабинет, – сказал он, с трудом выговаривая слова из-за непривычности выражаемых ими чувств. – Ты выглядела такой холодной и самоуверенной, подбородок вздернут, будто говорит: «Попробуй откажи мне». И все же я сразу понял, что тебе сильно досталось, что ты до сих пор страдаешь, несмотря на отчаянные попытки спрятать свои чувства за стеной ледяного профессионализма.
Его высокие скулы чуть окрасились розовым. Анджи не отводила глаз от этой предательской краски, а он продолжал:
– Ты смеялась, что я читаю Йетса. Каждый раз, как я видел тебя в те первые месяцы, когда отчаянно хотел тебя и думал, что никогда не получу, я все вспоминал его строки.
– Какие? – еле слышно прошептала она. Краска на его лице проступила сильнее, он поморщился. Вот уж никогда не читал стихи женщинам, но…
«Красу твою любивших мне не счесть, любил кто искренне, кто лгал – не разочту; но что любил души твоей мечту, чреду печалей на лице – один лишь есть».
Она смигнула слезы, которые смутили бы его еще больше.
– Как красиво. Спасибо. – Ей удалось улыбнуться. – У меня тоже есть подходящее место из Йетса.
Он вопросительно поднял бровь.
– «Но беден я – владею лишь мечтой; мечту свою стелю к твоим ногам; ступай же бережно – ступаешь по мечте».
– Я люблю тебя, – голос Риса был грубым, глубоким и бесконечно искренним. Анджи знала, что к его свадебным обещаниям нужно относиться не более и не менее свято, чем к этим трем словам.
– Я люблю тебя, Рис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52