– Уничтожить дикарей!
Это несколько успокоило Режиналя. Факелы, с которыми восставшие двигались по узким улочкам Каз-Пилота, и навели шевалье на мысль о пожаре.
Вдруг он услышал:
– Смерть генеральше! Смерть Дюпарке и ее любовнику! Смерть предателям! Смерть иноземцам!
Он тяжело вздохнул, и странная усмешка мелькнула на его губах. Он сам себе удивился, когда произнес вполголоса:
– Ага! Так вы – по мою душу?! Отлично! Отлично! Агнцы! Сейчас увидите, с кем вы собираетесь разговаривать.
Ведь они кричали о нем, любовнике Мари и иноземце! Эти люди ненавидели всех. Должно быть, кто-то их поднял на мятеж, и они, разбушевавшись, бежали к дому своего первого врага: Мобре.
Режиналь торопливо вернулся к столу, сунул за пояс пару пистолетов. Потом заправил прядку волос за ухо, как делали командиры брандеров на море, затем убрал шпагу в ножны и прицепил ее к поясу, после чего задул лампу.
Шевалье возвратился к двери и замер, зажав в зубах потухшую трубку.
Ждать ему пришлось недолго. Не прошло и нескольких минут, как на улице, ведшей к его жилищу, показалась орущая, воющая толпа людей, потрясавших оружием и освещавших себе путь факелами из жома сахарного тростника, закрепленного на остриях пик из смолистого дерева, из лиан миби и мибипи.
Языки пламени, раздуваемые ветром и дергавшиеся в руках нетвердо ступавших повстанцев, производили устрашающее впечатление, суля бунт и кровавую расправу.
Мощный голос взвыл совсем рядом:
– Смерть Мобре!
– Смерть иноземцу! – подхватил другой. Несколько человек громко требовали поджечь хижину шевалье.
Тот не шелохнулся. Он жалел только о том, что не успел закурить – ведь ему предстояло пережить непростые минуты – и у этой трубки, которая могла оказаться для него последней, был бы, верно, особый вкус.
Вдруг в свете факелов хижина Мобре предстала взглядам злоумышленников. Они сейчас же заметили его неподвижный силуэт: шевалье, скрестив на груди руки, прислонился к дверному косяку; у него за поясом были заткнуты пистолеты.
– Вот он! – прорычал кто-то. – Бей его! Мобре расправил плечи, шагнул вперед и стал так, чтобы его было хорошо видно.
Он неожиданно твердо спросил:
– Вы что-то против меня имеете?
Его глаза метали молнии. Медные рукояти его пистолетов угрожающе поблескивали. Восставшие были вооружены, но вид человека, не побоявшегося в одиночку выйти им навстречу, внезапно их остановил.
– Что вы имеете мне сообщить? – снова задал вопрос шевалье.
Подошел седовласый колонист, в котором Мобре сейчас же узнал господина Пленвиля.
– А вот что! – преодолевая страх, отозвался тот. – Никто на этом острове больше не в силах терпеть ваше присутствие. Своими решениями вы нас попросту разоряете!
– Не забывайте, – возразил он, – что говорите с членом Высшего Совета!
– И с иностранцем! – вставил Пленвиль. – Главное – с иностранцем! Что нужно здесь иностранцу, состоящему на службе у другого государства, которое завтра готово объявить нам войну?
Со всех сторон раздались крики одобрения. Когда снова стало тихо, колонист продолжал:
– Это вы вынудили генеральшу ввести очередную меру: контроль за строгой оплатой прав на выращивание табака…
– Простите! – бросил Мобре. – Еще сам генерал Дюпарке при жизни добился принятия этого ордонанса в Высшем Совете, что зафиксировано в соответствующих бумагах. Кто станет нынче жаловаться на меру, принятую генералом Дюпарке?
– Все! Генерал перед смертью признал, что это нелепое унижение для колонистов. Оскорбление их чести и достоинства! А вот вы, иноземный предатель, снова извлекли этот указ на свет!
Сотня хриплых голосов подхватили:
– Да, да! Смерть Мобре! Смерть любовнику этой шлюхи Дюпарке! Смерть потаскухе Дюпарке!
Пленвиль поднял руку, требуя тишины, и, когда все умолкли, произнес:
– И вот еще что… Сегодня вечером мы приняли троих наших друзей, трех наиболее мужественных колонистов острова. Я говорю о Босолее, Виньоне и Сигали! Все трое едва избежали засады карибских дикарей. Однако дикарям удалось расправиться с другими нашими троими друзьями, дорогими нашему сердцу: Бреза, Бурле и Беленом!
Поднялся возмущенный ропот словно для того, чтобы отдать дань павшим.
– Вам, иноземцу, явившемуся сюда, чтобы вмешиваться в дела чужой для вас страны, не понять, каким образом эти несчастные поселенцы сумели избежать смерти ценой страшных испытаний. Они добирались сюда шесть дней! И вот они дома: в лохмотьях, в крови, их тела изранены шипами и колючками. У них украли лошадей, они едва не умерли с голоду. А вы, иностранец, встаете на защиту дикарей, которых мы жаждем истребить, потому что хотим защитить от набегов своих близких и имущество…
– Вас много, вы воинственно настроены – что вам мешает прямо сейчас пойти на дикарей войной? – съязвил Мобре. – Никто вас не держит!
Пленвиль собрался открыть рот, чтобы ответить какой-нибудь грубостью, однако растерялся.
В это время колонист из Каз-Пилота, которого Мобре уже встречал в городе, стал подавать признаки нетерпения и, поддавшись общему настроению, вышел вперед. Он оттолкнул Пленвиля и стал на его место. За поясом у него были пистолеты и мачете. По-видимому, человек изрядно выпил и с трудом удерживал равновесие. Он-то и представлял главную опасность.
Колонист вскинул обе руки над головой с криком:
– Я тоже хочу сказать! Я спрашиваю: зачем этот предатель явился в наш поселок? Верно, для того, чтобы скорее сдать нас своим друзьям-англичанам, покровителю Кромвелю, он и поселился в этой хижине? Ладно, друзья!.. Предлагаю поджечь его хибару. Но прежде надо запереть туда этого поросенка, пусть поджарится!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130