А ты все съел, все, кусочка не оставил?
— Да нет, мудрый Дурашка еще посмотрел мне в рот, говорит, надо без остатка, все съесть…
— Ну почему так жизнь устроена? — Темята вновь схватился руками за голову, — Дураки дуракам да за так, дают то, что всю жизнь все мудрецы ищут, да найти не могут, почему так? Просто так, вот, отдал — и все…
Нойдак не очень понял причитаний ведуна. Странно, что этот немолодой уже человек так огорчается, что ему не досталось ни кусочка от того корня. Да и зачем он ему? Грамоту он уже и так разумеет, да и ведун — лучший в округе. Может, тоже чему выучиться хотел? С этими мыслями Нойдак покинул дом ведуна.
— Никому не рассказывай о том, — посоветовал на прощанье вконец расстроенные, но не озлившийся, тем не менее на весь свет Темята, — злые люди позавидуют…
Нойдак прислушался к этим словам. Раз уж этот старый мудрый человек советует помалкивать — так тому и быть. Да и зачем всем разбалтывать, в самом деле…
Глава 15
Какая ж вокруг была благодать! То самое, что на Руси называется бабьим летом — и тепло, и солнышко ласково греет, и листья на древах во все цвета изукрасились — желтые, рыжие, даже красные… Даже запах стоит вокруг какой-то приятный, хоть и нет яблонь поблизости — а все одно щедрой на плоды осенью пахнет!
* * *
— Люба ты мне, Полинушка! — в который раз, уже совсем уныло, повторил Рахта.
Между ними протекала маленькая речка, скорее даже ручеек, узенький, такой, что легко перепрыгнешь с места, без разбега дальше. Но сейчас эта речушка играла роль своего рода границы между молодыми людьми, и хотя они могли сейчас беседовать, даже не повышая голоса, полоска воды все же создавала иллюзию их разъединенности. И это чувство «переговоров через границу» с одной стороны страшно злило Рахту, который, получи лишь намек, тотчас бы перепрыгнул преграду, разделявшую его с любимой, но, с другой стороны, лишь эта условная разъединенность позволяла Полине сейчас стоять на открытом месте, не прячась, и беседовать с горячо любимым ею — увы, при жизни — человеком. Разумеется, девушка была в полном рыцарском облачении, лицо прикрывал шлем, руки — в рукавицах железных. О том, что внутри находится человек, напоминали лишь роскошные льняные волосы, ниспадавшие из-под шлема на металлическую спину — бармицу немцы, видать не носили. Да, волосы Полина не стыдилась показать — ведь они остались такими же, как и были при жизни, даже немного отрасли… Зато все остальное! Увы, чудо, сотворенное Лелем, позволило жизни остаться в мертвом теле, но не защитило само тело от обычного гниения, присущего всем мертвым телам — будь то трупы людей, животных или растений… Да, да — тело Полины продолжало гнить, не смотря на все ее старания — она не давала садиться на себя мухам, чтоб червей не насажали, ежедневно вычищала и мыла свой труп в речной воде. Но запах все равно оставался, что сводило бедную девушку с ума и заставляло в одиночестве лить бессильные слезы. Вот и сейчас она специально стала так, чтобы ветер дул на нее со стороны Рахты, а не наоборот. С одной стороны — впереди не было никаких надежд… Но и побыть возле любимого человека, не коснуться — так хоть взглянуть да голос услышать! Полина всем своим существом тянулась к Рахте. Но — нельзя!
— Я тоже тебя люблю, — повторила — в свою очередь в который раз — Полина, — но я не знаю, как мне быть…
— Как быть? Дай мне обнять тебя!
— Ты не понимаешь! — вздохнула мертвлячка, — Ты даже не представляешь, о чем говоришь! Я теперь не та, что прежде, я ме-ертва-ая! — последнее слово девушка едва ли не прокричала, причем по слогам.
— Мне все равно, я люблю и буду любить тебя такую, какая ты есть! — продолжал повторять свое Рахта.
— Нет! — крикнула Полина, испугавшись, что любимый сейчас бросится в ее объятия, — Если любишь, стой, где стоишь, и не ходи за мной…
Рахта еще долго стоял на берегу речушки и смотрел в ту сторону, куда ушла его любовь…
* * *
Разумеется, ни Сухмат, ни Нойдак не посмели бы подглядывать за Рахтой в момент свидания с Полиной. Оно и понятно! Но вот для Духа, этого наглого невидимого мальчишки — для него закон не писан. Рахта его все равно не видит и не слышит, а Полина, хоть и слышит, но тоже не видит. Так что можно и поподглядывать, надо лишь помалкивать. Но помолчав у речки, Дух не стерпел и выложил Нойдаку обо всем, что видел и слышал. А Нойдак тут же пересказал Сухмату.
— Что я и говорил, чем дальше — тем хуже! — вздыхал Сухмат, — Не к добру все это!
— Не к добру, не к добру, — повторил Нойдак, почти передразнивая, — а когда Полина Лихо изрубило — это к добру было? Сами-то, небось, к смерти приготовились? Не по силам ведь чудище оказалось? А теперь вместо спасиба — твердишь — не к добру, не к добру…
— От Лиха спасла, а теперь погубить норовит! Погубит она Рахту, ой погубит! — продолжал свое Сухмат.
— Ты богатырь, а причитаешь, как баба! — никогда раньше Нойдак не позволил бы себе такого. Может, корешок подействовал?
— Что, я баба? — взревел Сухмат и схватил Нойдака за грудки, приподнял, но сразу опомнился и бережно опустил северянина на ноги, — Да ты и прав, не пристало мужчине вздыхать. Будь что будет, а надо какое случится — поможем другу!
— Ты поможешь, и я помогу — чем смогу! — отозвался Нойдак.
— С каких это пор ты себя «якать» начал? — удивился Сухмат.
— Да, мне мозги вправили! — брякнул Нойдак.
— Это как? Скажи-покажи!
— Если я тебе покажу, ты меня долго бить будешь… — покачал головой Нойдак.
— Ну, хоть не больно было? — рассмеялся Сухмат, очевидно вспомнив популярную байку о том, как немого говорить учили.
— Средне… — совершенно серьезно ответил северянин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126