Ну, я кулаком ему по мордасам, по мордасам! Видать, так его еще никто не бивал, народ, видать, хлипкий в тех далеких краях… Повыбивала я тому зубастому-крыластому зубья многие, а он — еще и когтями царапаться надумал! Вот уж чего ненавижу… Я и кошек от того не люблю, что царапаются, а тут — выродок иноземный вконец обнаглел, младую деву оцарапал. Сгребла я того крыластого, да шею ему и свернула! Как хрустнула шейка его хлипкая, так и царапаться перестал, сдох, стало быть, уродина! Так, что б другим неповадно было! Отшвырнула я от себя выродка, смотрю — а хвост-то его, длинный-предлинный, оказывается, вокруг горла у мертвого витязя обвивается. Задушил, стало быть, его хвостом-то! Разорвала я те путы, из хвоста чудища получившиеся, да горло мертвому молодцу стягивавшие. А мертвец-то тут возьми да вздохни. Потом глаза открыл, на меня посмотрел, начал слова какие-то лепетать, да видно — немец он был, не славянского корня, ничего я так и не поняла. Потом посмотрел мертвец на руки свои сгнившие, увидел отражение в доспехах лика своего неживого, да вдруг — горько расплакался! Ну, я ему и говорю, что же ты, мол, такой большой, а плачешь, как дитя малое. Сначала не понял он, а потом догадался, что я его стыжу, слезы с лица утер да горделивый вид принял, мужу подобающий… А потом — снова сник, да мне в глаза взглянул этак робко. И тут поняла я, что можем мы с ним так вот, взглядами, переговариваться. И рассказала я ему первая, кто да откуда, да как умерла, да почему в Навий мир не сошла… Смотрю — пожалел он меня, снова слезы на глазах у недоросля этого появились. Ну, я ему говорю — взглядом, само собой… Расскажи, мол, как попал в такую переделку? Он и рассказал…
Поляница перевела дух и начала новый сказ.
— Был тот юноша княжич, по ихнему — кролевич, там, в землях далеких, князей кролями называют. Да, видать, не особо много у них там земли. Говорит — что б королевство наше проехать, целый день скакать надобно! А я думаю — это ж что за княжество — за день проскакать можно?! Но не о том речь. Был он в семье младшим сыном, а был еще и старший брат, была и сестра. А обычаи у них были другие, чем наши, русские. Князем рожденный мог только за отцовский стол потом сесть, а в других землях — он вроде и не князь… Так парень этот, его Самуэлем, кстати, звали, и был — вроде и княжич, а вроде — и просто так! Да и обычай там был — как новый князь приходит, своих братьев меньших — казнит али ослепляет. И, вообще, с обычаями там туго было. По их верам исконным княжий стол переходил через дочь к мужу ее, да не когда старый король умрет, а сразу, по свадьбе. Потому не хотели князья у них в старину отдавать дочерей за муж. Но по новым обычаям, что с верой в крест пришли, княжество сын наследовал, первородный. По большей части по новому обычаю наследовали, но бывало — и по старому. Все силой решалось, да хитростью.
Пришла пора жениться братьям. Отправились они на поиски невест в земли ближние и дальние, у них это поисками какого-то Грааля называлося. Грааль — это чашка такая, ихнее божество крестовое то ли пило оттуда чего, то ли само наливало… Потеряли давным-давно тот Грааль, а теперь — ищут. Ну, поищут, поищут, чашки не найдут, зато с невестами возвращаются.
Пока братья граалили, сестра их, Агнесса, сама себе мужа отыскали, князя молодого из стороны соседней — воина сильного да смелого. А была сестра Самуэля хоть и молода, да уже колдунья. Мало того, что влюбился в нее соседний князь, околдовала она его, разума лишила вовсе. Отец-то их стар уже был, дочь за муж отдал, как попросили, испытаний будущему зятю устраивать не стал… Сыграли свадьбу, и привел на ту свадьбу соседний князь аж всю свою дружину. Всю то ночь первую брачную шептала колдунья слова хитрые на ухо молодому мужу. И про то, что по обычаям исконным власть теперь в княжестве ее отца должны к нему перейти, а земли обоих княжеств вместе соединятся и станет царствие великое да сильное, а муж ее — знатным кролем будет, и все его убоятся! Шептала, шептала — мол, отец ее слаб, а братья — в отъезде; отца — в темницу, возвратятся братья — туда же, ослепив да покалечив для верности.
Так наутро молодой муж и сделал. Дружинники его перебили верных гридней старого кроля, а самого схватили, да в темницу бросили, что под домом их большим каменном вырыта была, на хлеб один да воду. Дочь — не дочь, ей все мало, шепчет мужу молодому — ты, мол, лучше старика придушить вели, так надежней, мало ли что… Но не послушал ее новый кроль, не было такого в обычае. Да и сам перепугался, думает — ежели она отца родного, в темницу брошенного, не то что пожалеть — придушить мечтает, то что же мне учинит, коль не мил стану? Мало того, что не послушался, а начал потихоньку везде во дворце своих людей расставлять, а самых верных слуг молодой колдуньи велел поубивать по одному. Поняла колдунья, что нет у нее власти над мужем, заперлась в башне да ворожить начала. И наколдовала, что б брат ее со странствий далеких возвратился.
А брат ее, Людвиг, в боях отличился, за ним теперь другие витязи с разных земель шли, как за князем. И как прослышал наследник, что отца в темницу бросили, так сразу и домой направился, да и воинство с собой прихватил. Конечно, ворожба тут подыграла, но и просто кровь в молодце взыграла. Возвращается — люди сказывают: старый король в темнице, сестра в башне заперта, а на троне — чужеземец. Вступил в бой Людвиг, его витязи, в дальних странствиях закаленные, да в поединках выученные, легко перебили бойцов чужака. А самого кроля соседнего Людвиг в поединке зарубил. Молодая колдунья с башни спустилась, вся в слезах — да на шею брату кинулась, про мучения свои рассказывает!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126